Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Просидел так ещё пять минут и с грустью констатировал, что хрен там плавал.
Видимо, природа магической энергии чуть сложнее, чем думается. Родии можно конвертировать в энергию для зарядки амулетов. А вот энергию для зарядки амулетов конвертировать в родии — уже не получится. Ну или для этого ещё какой-нибудь трансформатор нужен.
Амулет через несколько минут снова нагрелся. Я скинул его с зарядки, подождал, пока остынет, и сунул в карман. Взял зарядку под мышку и пошёл к дому, напевая:
— О сколько нам открытий чудных готовят просвещенья дух и опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг…
* * *
Пеньково встретило нас похоронным молчанием. Оно, собственно, и понятно — четверо человек ушатала неведомая хрень. Такой себе повод для радости.
— Где остановиться изволите? — крикнул кучер.
— Да хрен бы знал, — пробормотал я, глядя в окно. Потом громко ответил: — Давай к церкви. Там народ тусит, посмотрим, вдруг интересное.
Возле церкви оказалось не то чтобы интересно, а скорее наоборот — выносили гроб, видимо, после отпевания.
Выбравшись из кареты, мы с Захаром подошли ближе к толпе всхлипывающих, крестящихся и перешёптывающихся крестьян. Вообще, тишина стояла, конечно, жуткая. Чувствовалось, что народ изрядно подавлен.
— Сочувствую вашему горю, — сказал я, найдя мужика, который одиноко стоял, засунув большие пальцы за пояс, и задумчиво смотрел вслед процессии. — Родственник?
Мужик перевёл на меня взгляд.
— А ты чьих будешь?
Я поднял руку в перчатке.
— Слышал, у вас есть нерешённые вопросы с тварями. Мы с товарищем можем помочь.
— Ха! Вопросы! — Мужик закашлялся и, махнув рукой, побрёл обратно к деревне. Мы с Захаром двинулись следом. — Тут не вопросы. Тут такое творится…
— Я так понимаю, пятый уже покойник?
Тут мужик остановился и опять посмотрел на меня. Очень выразительно.
— Шестой, вообще-то.
— А вы не думали, что, может… Ну, не знаю… Не надо ходить в ту баню? — решил Захар поучаствовать в диалоге.
— А ты — самый умный, что ли? — тут же набычился мужик. — Четверо первых — в одной бане преставились, это да. Пятый — в другой. А Никанор — вообще на другом краю деревни жил. Хоть вообще не мойся. У меня, правда, бани нет, но меня кум к себе пускал. Да только теперь мне хоть заплати — не пойду.
Мужик достал кисет и принялся ловко, прямо на весу сворачивать самокрутку.
— Место гиблое, — сказал он. — Проклятое. Уходить отсюда надо.
И задымил вонючим табаком. Таким вонючим, что, казалось, одна затяжка должна была напрочь вынести целый лошадиный табун. А мужик — ничего, держался. Бессмертный пони, блин.
— Вот это — брось, — сказал я. — Никуда уходить не надо. Ещё чего не хватало — тварям спину показывать. Здесь у нас не Европа, мы тут на своих условиях живём.
— Угу. Никанор, вон, на своих условиях поехал, царствие ему небесное…
— Потому что к охотникам надо идти сразу, как жареным запахло. А не когда пол деревни полегло. Ладно. Показывай баню, с которой всё началось.
Мужик неожиданно развеселился, гыгыкнул и куда-то повёл. Оказалось — к пепелищу.
— И кто это у вас такой дохрена умный? — уныло спросил Захар.
— Дак, после всего-то! Всем миром собрались — и сожгли.
— Молодцы, чё. — Захар постепенно перенимал мою манеру разговаривать. — Был у банника дом — вы его сожгли. Где его теперь ловить — хрен бы знал.
— А я и говорю — место гиблое. Уходить надо, — закивал мужик.
— Ступай себе с богом, — вздохнул я. И когда мужик удалился, посмотрел на Захара. — Ну что, какие мысли?
— Да какие… — Захар сплюнул на обугленную балку, лежащую на земле. — Банник зол, как диавол сейчас.
— Он и изначально особо добрым не был.
— То — понятно. Только что-то его разозлило, коли людей губить начал. А уж когда баню спалили — вовсе сбесился.
— А банник — в каждой бане живёт?
Тут Захар промолчал. Похоже, его образование на этом закончилось. Но свято место пусто не бывает, и сзади послышался старческий голос.
— Не в каждой. Только в той, где роженица от бремени разрешалась.
Мы повернулись и увидели сгорбленную старушку, которая стояла, опираясь на клюку.
— Здорово, мамаша, — сказал я. — Что ещё знаешь?
— А ещё, — радостно подхватила старуха, — ещё, говорят, что энто когда Господь злых ангелов, бесов с неба погнал — они на землю попадали. Кто в лес упал — лешим стал, кто в воду — водяным. В дом — домовым. А кто в баню — тот банником. Давно это было.
Звучало, конечно, бредово, если бы не некая перекличка с историей о падавших звёздах. Так что очень может быть, что в чём-то эта версия и верна.
— А роженица при чём?
— А при том. Банник же из крови получается…
— Фу, — перебил я. — Давайте вот без этого всего. Суть мы поняли. Покажи лучше баню, где Никанор погиб.
Идти было неблизко, однако словоохотливая старушка охотно вписалась в авантюру. В деревне, видать, свободных ушей уже не осталось, и она решила присесть на наши.
— Те-то, Иван да Нюрка, они банника прогневили. Ну, не они сами, а сын ихний. Лихой человек.
— Чего сделал? — спросил я.
— А он у банника шапку украл.
— Какую ещё шапку? — У меня мозги плыли, но, слава богу, впереди виднелся край деревни.
— А шапку-невидимку. Банника же почему не видать? Потому, что у него шапка особая есть. Вот сын Ивана да Нюрки на Пасху-то и подстерёг, когда банник шапку выстирал да сушить положил. Схватил её — и бегом. Банник его догнать и не смоги. Сын-то, Ванька, в честь отца, в город подался. А банник тут. Ему-то отсюда деться — никуда не моги! Вот и пошёл в разнос.
Не, ну шапка-невидимка — это уже вообще чересчур. Я столько не выпью.
— Так что же, он без шапки видимым стал?
Тут старушка смутилась. Потому что если бы банник стал видимым, то столько проблем от него, наверное, бы не было.
— Вона дом-то его, Никанора, — изящно съехала с темы бабка. Указала клюкой. — А вона — баня. Только Анфиска, вдова евоная, с дитями к свекрам пошла,