пожара мне тут не хватало! Я вогнал меч в шею банника, пригвоздив его к полу. Метнулся в парную, схватил кадку с водой. Выплеснул воду на принявшиеся было гореть стены. Огонь потушил, но дым повалил такой, что пришлось распахнуть дверь — иначе задохнулся бы.

Банник, прибитый к полу лезвием меча, дёргался. Пытался высвободиться. Я оседлал тварь, прижал ещё и своим весом.

— Охотник, — прошипел банник.

Видимо, я каким-то волшебным образом ухитрился пробить ему шею, не задев при этом речевой аппарат

Судя по тому, что видел и чувствовал, банник пытался превратиться подо мной в блин. После чего, вероятно, просочиться сквозь доски пола. Но меч, пробивший горло, и я, удерживающий за волосы, не позволяли твари это сделать.

— Убью тебя!

— Теперь — уже вряд ли. А всё от жадности. Тебе надо было душить меня одного, а не нас обоих. Пережал бы мне шею как следует, двумя руками — управился бы быстрее. Но ладно, это вопрос технический. А основной: что за шапка, из-за которой ты так разнервничался?

— Украли! — взвыл банник. — Сокровищщще моё украли!

— «Моя прелесть». Понял. А в чём её прелестность? Эта шапка — что она тебе давала?

— Сссилу! Власссть!

— Угу. То есть, это аналог того аккумулятора, что я вытащил из болота? Шапка тебя подпитывала?

— Сокровищщще! Сссила — всссегда! Не нужно добывать!

— Ага. То есть, я таки прав. Пока шапка была у тебя, подпитка шла постоянно, сама собой. Париться по части добычи энергии тебе не приходилось. А как только шапка пропала, пришлось впахивать на пропитание самому. Верно я понимаю?

Вместо ответа банник злобно зашипел.

— Ну да. Когда привыкнешь к халяве — потом без неё сложно, согласен. Только это нихрена не повод людей губить.

— Ненавижжжу!

— Да, это я в курсе. Это мне ещё кикимора рассказывала… Да твою ж мать!

Один из углей, закатившийся под лавку — я, заливая, его не заметил, — подпалил штанину Захара. Огонь вспыхнул мгновенно, ярко. И вряд ли сам по себе — слишком уж довольно сверкнули запавшие глазёнки банника.

— Ненавижжжу!

— Какая удача! У нас это взаимно.

Я взмахом меча отделил башку со спутанными лохмами от тела. Отработанным движением пронзил череп мечом.

Долбануло. Четыре родии. Много это или мало — чёрт знает. Такой твари, как банник, в справочнике я не видел. Не пустышка попалась — уже хорошо.

Я бросился к Захару. Прибил огонь на штанине, затоптал злополучную головешку. Одной рукой ухватил за шиворот Захара, другой, за ногу — обезглавленное тело банника. Выволок на улицу. Потом вернулся за лохматой башкой, притащил и её. Подпалив Красным Петухом то и другое, склонился над Захаром.

Так, ну тут ничего страшного. Просто без сознания. Навредить Захару всерьёз банник не успел. Восстановление сил.

Когда Захар задышал, я и сам с наслаждением вдохнул свежего воздуха. От бани всё ещё валил дым. С учётом выломанной стены — зрелище впечатляло. Ну, зато крыша не провалилась. Да и в целом, с ремонтом проблем не будет. Хорошая баня. Крепкая.

Захар закашлялся. Открыл глаза, сел. Посмотрел на дымящуюся баню, потом на меня. Убито спросил:

— Всё?

— Ну, первый сезон — да. Закончился. Но уже есть тизер второго. Я глянул, норм. Смотреть можно.

— Чего?

— Говорю, надо найти этого Ваньку, который шапку-невидимку упёр.

— Зачем?

— За шапкой. Сердцем чую — не нужна Ваньке такая машина.

Захар глубоко вздохнул. Подошёл к кучке пепла, оставшейся от банника, и принялся собирать кости.

К тому, что после охоты нас встречает толпа селян, я успел привыкнуть. Но в этот раз в толпе наблюдалось разнообразие. Домотканые штаны, рубахи и лапти разбавили стильный камзол и начищенные сапоги графа Дорофеева.

— И снова я восхищаюсь вашим мастерством, Владимир Всеволодович, — Дорофеев почтительно склонил голову. — Верно ли понимаю, что твари в деревне больше нет?

— Верно. Я там, правда, интерьер немного попортил, — я оглянулся на дым, валящий из проломленной стены.

— Ах, ну что вы! Право, это пустяки.

Дорофеев повернулся к дородной женщине в платке.

— Не переживай, голубушка. Завтра пришлю людей, чтобы поправили баню. Не оставим тебя и сирот в беде.

— Ваша милость! — Вдова Никанора повалилась на колени.

Дорофеев покачал головой:

— Не меня благодари. Вот, запомните все: это сосед наш, граф Владимир Всеволодович Давыдов. Несмотря на аристократическое происхождение, охотник. Да такой, что прочим — только позавидовать.

— Знаем, — загудели в толпе.

— Слыхали!

— Помогай вам бог, господин охотник!

Так, напутствуемые благодарностями, мы дошли до моей кареты. Дорофеев шёл с нами, а когда крестьяне тактично отстали, сказал:

— Владимир Всеволодович. Я, как вы изволили того желать, сообщил о вас Катерине Матвеевне.

— Так-так? — Я навострил уши.

— Вас очень желают видеть, буквально ждут с распростёртыми объятиями. Если бы вам было удобно подъехать завтра, к четырём часам…

— Замётано, буду, — кивнул я. — Спасибо вам, Михаил Григорьевич!

— Ах, право, это сущие мелочи! Вы спасаете жизнь мне, спасаете мою деревню от взбесившейся твари. Что бы я ни сделал для вас, всё равно останусь должным.

— А что, кстати, вы забыли в деревне в такую поздноту?

Дорофеев пожал плечами.

— Решил прокатиться. Кроме того, был почти убежден, что найду здесь вас. Хотел, так сказать, полюбопытствовать о ходе дела. Ну и сообщить насчёт приглашения Головиных. Кстати говоря, неужели вы намерены ехать домой в столь поздний час?

Вообще, не очень-то хотелось. Нет, мне-то — ещё ладно, спи да спи в карете. А вот кучеру и лошадям — жопа полная. Да и мне, честно говоря, всю ночь трястись — такое себе удовольствие.

— А что, есть варианты?

— Есть охотничий домик, на краю этой деревни. Мы иногда приезжаем пожить здесь зимой. Там, правда, пустовато, но есть смотрители, хорошая пожилая пара. Я думаю, что пока они приготовят постели, мы вполне сможем чудесно провести вечер за бокалом вина. Лошадей, разумеется, тоже определим на постой.

— Ну как тут откажешься, — решил я.

* * *

Пожилая чета смотрителей была перепугана внезапным явлением графа до смерти. Они немедленно развели бурную деятельность. В столовой зажгли свечи, подали ужин, вино, сокрушаясь, что всё самое простое, и накормить-то толком господ нечем.

Захар тоже попал в господа и тихонько кайфовал. Вообще, привык он к хорошей жизни-то, как я