Потому Пащенко и не лез с расспросами. Нужен был стресс, шок. Требовалась короткая психологическая встряска, в ходе которой все действующие лица забыли бы об осторожности и кинулись бы спасать самое главное. Лихорадка будет продолжаться не более часа. За эти шестьдесят минут придется понять, к чему в первую очередь потянутся руки всех фигурантов дела при крике «пожар».

— Александр Иванович, вы не хотите ознакомиться с показаниями сотрудников УБОП, производивших ваше задержание? — Кормухин с загадочным выражением на лице приоткрыл папку, продолжающую толстеть.

Пермяков видел сотни таких. Разница между теми и этой была лишь в том, что на этот раз он подписывался не в графе «Допрос производил», а в «Подпись допрашиваемого».

— Хочу.

Сегодня Александр растрепанным не выглядел. Следователь областной прокуратуры сразу заметил и посветлевший взгляд, и уверенность в движениях.

— Пожалуйста. — Перед Пермяковым легла на стол стопка исписанных бланков. — Надеюсь, вы понимаете, что до предъявления обвинения я не имею права… — предупредил Кормухин.

— Да-да, конечно, — согласился Александр, с ходу вгрызаясь в текст первого документа. — Представляю, какую ответственность вы рискнули на себя взять и что пережили в связи с этим.

Кормухин ненавидел этого ерника с момента первой встречи. Было из-за чего. Арестант совершенно не владел обстановкой, но постоянно переводил в партер следователя комитета, своего коллегу. Кормухин понимал, что такой талант мало кому свойственен. У него лично, к примеру, он отсутствует совершенно.

Вот именно это его и бесило.

— Мне вот это место нравится. — Пермяков улыбнулся и ткнул аккуратным, но все-таки грязноватым ногтем в середину текста. — «Поскольку денег у меня не было, я обратился за помощью к сотрудникам полиции, которые и посоветовали мне предложить следователю Пермякову имеющийся у меня в собственности дом в городе Сочи». Что, Кормухин, Рожин хотел у ментов денег занять, а те ему не дали? Не суки ли, а? — Он пробежал глазами еще несколько строк, снова поднял глаза на важняка и заявил: — А вот это уже перл. «Сотрудники милиции закрепили у меня между ног магнитофон, и с этим устройством я направился к следователю Пермякову». Дашь потом в блокнот переписать?

Важняк молчал и смотрел сквозь арестанта.

— Кормухин, проблема не в том, что Рожин это говорил, а в том, что ты все записывал. Ты разве не взял бы дом в Сочи, если бы к тебе в кабинет завалился мужик с таким устройством между ног?

Кормухин, еще до приезда в тюрьму давший себе слово оставаться мудрым и спокойным, ничего не ответил. Но через минуту выяснилось, что Пермяков быстро настраивается и на такую волну.

— А что вам здесь не нравится? — не выдержал важняк.

— Напротив, мне здесь все очень нравится, — возразил Сашка. — Во-первых, сотрудник следственного комитета внес в уголовное дело данные о проведенных оперативно-разыскных мероприятиях, сопряженных с провокацией взятки. Во-вторых, Кормухин, это устройство называется диктофоном. — Пермяков просмотрел все документы до последнего, с удовлетворением на лице оттолкнул их от себя и заявил: — Писанина и есть писанина. Роман я почитал, аудиозаписи послушал. А кино нет никакого посмотреть?

Кормухин собрал бланки и не просто вложил их в папку, а нашел то место, где им следовало быть. Александр быстро бросил взгляд на дело. Следователь поместил документы между заявлением Рожина, которое было пронумеровано как шестая страница, и протоколом задержания его, Пермякова, не помеченным никакой цифрой.

— Александр Иванович!.. — Важняк был спокоен, но на этот раз такое ощущение было вызвано не уверенностью, а раздумьем. — От адвоката вы отказались и сейчас не желаете давать показания. Что мы запишем? Статью пятьдесят первую конституции вы знаете хорошо. Мне так и отметить, мол, отказался свидетельствовать в отношении себя, руководствуясь этой статьей? Вы подпишетесь или опять ваньку валять будете?

Саша знал, что нужно делать, еще с того момента, когда увидел перед собой стопку бланков.

— Давай подпишу.

Кормухин протянул ему ручку и бланк протокола допроса. Сашка воткнул ручку в бумагу так сильно, что продырявил лист.

— Дай дело. Подложу…

Следователь, не привыкший к подлостям по отношению к себе, придвинул арестанту дело. Вместо того чтобы поставить автограф, тот неожиданно распахнул папку на месте вложения документов и на верхнем углу бланка протокола собственного ареста быстро вывел — «7». Хорошо размахнулся, сантиметра на три.

— Ты!.. — задохнулся Кормухин. — Ты что делаешь?!

— Я дело нумерую. — Пермяков зло прищурился. — Теперь можешь подшивать этот бред, который ты называешь доказательствами, после протокола моего задержания. Будешь объяснять, как это все образовалось в деле, после того как я был водворен в изолятор!

Глядя на огромную цифру, выведенную на документе, Кормухин стал догадываться о том, почему Пермяков так долго играл в подкидного дурачка. Изводя следователя, он формировал в нем мнение о себе как о быковатом отказнике. Но едва появилась возможность нанести удар, он не задержался.

— Это же глупо, — выдавил следователь. — Я объясню ошибку банальной опиской. Ребячество, Пермяков, детский сад!..

— Объясняй, — разрешил Пермяков. — А вот теперь я требую адвоката. И не абы кого, следователь Кормухин, а Генриха Владимировича Яновского. Его телефон двадцать два — семнадцать — сорок. Ты понял, Кормухин? Я хочу видеть его через час. Разговаривать с тобой в присутствии кого угодно другого я не стану. Это должен быть только Яновский.

У Кормухина дернулось веко, и лицо залилось мертвенной белизной. Он ненавидел человека, сидящего напротив него.

Адвоката Яновского гаишники не останавливают даже в том случае, если он при развороте уронит три мусорные урны из четырех. Опытные стражи порядка на дорогах крепко обнимают новеньких, когда адвокат Яновский едет мимо. Вдруг зачешется что у стажера и он нечаянно рукой дернет?!

Адвоката Яновского не надо останавливать. Потому что он имеет дурную привычку выходить из машины, вместо документов давать визитку и обещать помощь, если что. Граждане с таким чистым сердцем называются опытными адвокатами. Придет беда — они всегда рядом. Стоит только позвонить. Хорошие люди должны помогать друг другу.

Незрелые обладатели визиток поначалу начинают неумело манерничать. Они действуют ветхозаветно, хвалятся, что бед никаких нет и ничто не предвещает их появления, но визитку берут и адвоката Яновского отпускают. Потому что с точки зрения хорошего человека, привыкшего к нравственному самоконтролю, как-то неестественно составлять административный протокол в адрес другого хорошего человека, только что выразившего желание вызволить тебя из будущей беды.

Пока визитка Яновского еще в руке, ничего не происходит. Но стоит положить ее в карман, как уже на следующий день новый владелец этого глянцевого прямоугольничка с волнением девственника начинает ощущать в себе изменения. Сначала, разумеется, никакого эффекта. Лекарству нужно накопиться в организме и адаптироваться в новых условиях. Но вскоре жизнь гаишника, плохо читающего номера машин, начинает обретать новые формы. То ли экстрасистолия, то ли дерматит — неясно, но зудит как на войне, везде.