Он развернулся и всадил короткий хук в скулу администратору. Мужчина, не ожидавший этого, развернулся и боком повалился на ступени. Через него уже прыгали двое преследователей.

Копаев бежал по лестнице элитной гостиницы, на ходу вынимая из кармана телефон.

— Товарищ полковник, меня преследуют!

— Ты знаешь кто? — Быков понял ситуацию, поэтому говорил коротко и быстро.

— Думаю, люди Локомотива. Они из той самой машины, которая подрезала «Волгу»!

— Помощь нужна?

— Пока нет.

Копаев сунул мобильник в карман и влетел на этаж. Какой? Пятый, шестой?.. Антон бежал и вдруг понял, что уперся в стену. Тупик. Лишь слева колыхалась занавеска. Была распахнута дверь, ведущая на балкон.

Преследователи уже никуда не торопились, перешли на шаг. Расстояние сокращалось с каждой секундой.

— Надо что-то делать, — пробормотал Копаев.

Он покачнулся и схватился рукой за лоб, тем самым показал, что едва стоит на ногах от ужаса. Преследователи почти остановились. Тот из них, который шел первым, сунул руку за пояс и вытащил наручники.

«Браслеты не полицейские», — отметил Копаев.

Спецслужбы так не работают. Значит, это были люди Локомотива. Больше просто некому следить за Антоном.

Он качнулся, бросился на балкон, перемахнул через перила и свалился этажом ниже.

— Куда, тварь? Номер четыреста! — послышалось наверху.

Копаев прыгнул через кровать, на которой парочка занималась любовью. Трудно сказать, почему так вышло, но с его появлением они вдруг прервали это мероприятие. Антон зацепился ногой за одеяло и рухнул на паркет так неожиданно и мощно, что задохнулся. Воздух выбило из его легких, но опера это не остановило. Он метнулся в прихожую, распахнул дверь и увидел в конце коридора одного из преследователей, мчащегося к номеру.

— Стой, сука!..

Копаева это подбодрило. Нет ничего лучше, чем видеть ярость врага.

Антон бросил взгляд на руку бандита. Он ошибся или в ней действительно сжат ТТ?..

На дороге оказался сотрудник гостиницы. Копаев столкнул его в сторону, не сбавляя скорости. Раздался какой-то глухой стук, что-то зазвенело. Антон даже не заметил, что именно держал в руках этот человек.

Сердце готово было выскочить из груди, в голове пылал жар. Что делать?..

Копаев стал вертеть головой в тупике коридора, как барсук, загнанный в угол. Лестница — нет! Туда нельзя. Его собьют с ног. Бегущий человек — безусловный раздражитель. Первая реакция у всех одинакова — задержать его. Тот, кто несется за ним следом, мгновенно получает статус положительного героя. Так было всегда.

Бандит появился из-за угла, замер на месте и опустил руку с пистолетом. Оба понимали, что погоня окончена.

Копаев опустил голову и пошел к стене. Туда, где висела репродукция Матисса.

— Вот и все, дружок, — задыхаясь от долгого бега, просвистел преследователь Копаева. — Финита ля комедия.

Антон посмотрел в его глаза и не заметил в них ни капли разума. Интересно, видел ли этот тип то же самое в глазах опера?

Копаев оттолкнулся от стены, в четыре шага пересек коридор. Он слышал грохот рамы, чувствовал, как осколки стекла вспарывают его кожу и молился лишь об одном — только не глаза.

Антон ударился правой ногой о раму и вылетел наружу. Четвертый этаж гостиницы. Сколько же это в метрах?.. Он помнил, что площадка вокруг заведения покрыта безупречно ровным асфальтом.

Первое прикосновение спины к чему-то твердому Антон принял за удар об асфальт, но тот вдруг провалился. Ощущение, что он без суда и следствия рухнул сразу в преисподнюю, настроения Копаеву не добавило. Но он и на самом деле летел вниз. Правда, всего одно мгновение.

Антон разломал кузов грузовика, врезался в бутыли с питьевой водой, услышал хруст позвонков и ослеп в одно мгновение. Из пробоины, из щелей в борту машины и открытой задней части кузова после его падения хлынули целые волны воды.

Антон представил, как это выглядело, когда, кряхтя и задыхаясь от динамического удара, вываливался наружу. Водой было покрыто все в радиусе двадцати метров. Кто-то кричал. Он слышал женский визг.

Чувствуя на себе тяжелый пиджак, стирая воду с лица, Копаев пригнулся и побежал по улице, виляя из стороны в сторону.

— Там вода была! — донесся до него чей-то перепуганный голос. — Что я скажу?..

Дальше он не слышал, потому что свернул за угол, а потом во дворы. Копаев сдернул с веревки почти сухую черную рубашку, точно так же — с треском ломаемых прищепок — сорвал и брюки. Он перебежал двор и снова оказался на большой улице.

На какой?

Ветерок шевельнул его волосы, но мозги не посвежели ни на йоту. Копаев никак не мог заставить себя сосредоточиться и понять, где он находится. Антон нырнул в подвал, завел руки в луч света, бьющего из оконца, и расставил пальцы. Они дрожали.

Он переложил документы и деньги в карманы новых брюк, потом скинул рубашку. Все на ощупь было мокрое, словно Копаев только что выбрался из бассейна.

Где-то в углу вдруг истошно завопила кошка.

— Тебя тут только не хватало, — пробормотал он, стирая рубашкой воду с лица и шеи.

Покрутив напоследок туловищем, Антон выяснил, что порезы — ерунда. Кровь уже почти перестала сочиться. Ушибы есть, но коль скоро он ходит и даже бегает, чертыхаясь не от боли, а от досады, то это значит, что они незначительны.

Уже на выходе с ним что-то случилось. Его вдруг поразил приступ хохота. Копаев вспомнил, как упал в грузовик.

Он шел по улице, глядя исподлобья. Люди шагали мимо и будто не замечали его. Они отходили в сторону, и через минуту веселой прогулки Антон вдруг понял, отчего прохожие так пугливы. Копаев шатался и смеялся. От таких типов все стараются держаться подальше.

У витрины магазина он остановился. Из стекла на него смотрел человек лет тридцати. Снова спокойный и рассудительный.

Возвращаться к машине было нельзя. Антон вышел на дорогу и поднял руку перед «Тойотой», проезжающей мимо.

Гонов исчез.

Копаев и Пащенко уже стали понимать, что последний человек, который мог бы сказать правду о ночной перестрелке шестого июня, утерян безвозвратно. При любых других обстоятельствах можно было в этом усомниться, но после того как «Волгу» догнал «Форд», все стало ясно.

«Гонов отстранен от следствия», — сказал бы Пащенко. «И суда», — добавил бы Копаев. Только констатировать это уже не требовалось. Все было воспринято как должное. Убит Рожин. За ним последовал Зелинский. Стоило задумываться о том, почему никто, включая жену и сослуживцев, не знал, где находится сержант Гонов.

— Ни одного случайного трупа, начиная с Ефикова, — вздохнул Пащенко. — Все вписывается в общую схему. Я понимаю Быкова и Кормухина. Кажется, что все ясно, но прямых доказательств нет. А те, что есть, являются таковыми лишь тогда, когда имеется признание подозреваемых.