Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все хорошо, Тея, — шепчет. — Эта стрела медленно убьет его.
— Нет, — голос так тих, что Ха-шиир разбирает ответ лишь по шевелению моих губ.
— Оруэн доставит тебя в лес, — драгманец стирает с моих щек слезы. — Он слуга Дериона.
— Ха-шиир, пожалуйста, — в груди печет, я плачу навзрыд и голос исчезает.
— Оруэн! — кричит драгманец. — Забери ее! Быстрее!
Меня обхватывают чужие руки.
Я вижу, как Ха-шиир снимает топор с пояса и идет к Акару.
Все холодеет у меня внутри.
Я пытаюсь кричать, но голос лишь тихо сипит, и тогда брыкаюсь, но незнакомец тащит меня к своей лошади.
Я вижу, как Ха-шиир замахивается. Он бьет снизу вверх по лицу Акара, и раздается скрежет. Горный дух не падает, лишь пошатывается, и тогда Ха-шиир бьет снова, толкает Акара ногой, пытаясь повалить его.
В глазах у меня темнеет. Я обмякаю в руках незнакомца, ощущая, как болит каждая клеточка моего тела, как она наполняется ужасом, как из-под ног уходит земля.
Глава 17
Я просыпаюсь резко, точно от тычка под ребра, пытаюсь вскочить на ноги, дергаюсь, оказываясь в чужих руках и шепчу: «Акар!»
Шепчу, но голоса нет.
Передо мной возникают серые глаза Ха-шиира. И глаза эти наполнены беспокойством за меня, горьким сожалением и нежностью.
— Дева, — за его спиной я вижу Дериона, облаченного в белые одежды и белую, расшитую камнями мантию.
Он невредим, даже царапин нет. Неужели раны на его теле затягиваются так быстро? В том, что именно он был зверем, который вышиб Акара из седла, сомнений нет.
Одного взгляда хватает, чтобы понять — мы в Алмазном дворце.
Ха-шиир садится на кровать, которая завалена белоснежными перинами. Дерион торопится сесть с другой стороны постели.
— Теперь вы в безопасности, мое сокровище, — говорит он. — Больше вам не нужно опасаться моего брата. Забудьте о нем.
Я замираю, закрываю глаза и делаю глубокий вдох.
— Ей нужно отдохнуть, — произносит Ха-шиир. — Я не представляю, что она пережила там, с ним, — и задыхаясь от внезапной вспышки гнева: — убью его!
Дерион и берет в теплые ладони мою руку.
— Ты еще хочешь сохранить ему жизнь, после того, что он с ней сделал? — понизив голос, шипит драгманец.
— Акар мне брат, — мрачнея, отозвался Дерион. — Он сотворен таким. Жестоким. Но Кузница нужна нам, и Акар нужен в Пустоши.
— Но это не значит, что его нельзя убить?
— Не думай, что это так просто. Если Светоч оставить в его теле, он умрет, конечно. Но его смерть будет очень долгой. Острок тоже начнет постепенно гаснуть. Это займет некоторое время, но души Пустоши могут доставить нам неприятности уже сейчас, а я потерял почти всех волков.
Я молча слушала их разговор, изумляясь, как за эти три дня они настолько хорошо поладили.
— Ты должна еще поспать, Тея, — мягко произнес Ха-шиир, касаясь пальцами моей щеки.
Яркой вспышкой возникло воспоминание, как он бьет Акара по лицу, и я резко дернулась от этого прикосновения. Ха-шиир замер, нахмурился и, растолковав мою реакцию как-то по-своему, тихо выругался.
— Нет, я все-таки убью его, — произнес он в сторону и поднялся.
Дерион склонился ко мне:
— Тэя, к вашим услугам мой помощник, Оруэн, — он поднес мою руку к губам и поцеловал холодные пальцы.
Указал кивком головы на молчаливого, невзрачного юношу, который стоял чуть поодаль. Светлые волосы и серо-голубые глаза выдавали в нем жителя Меясы.
— Он побудет с вами, моя королева. Любая ваша прихоть будет исполнена им беспрекословно, — лесной король тепло мне улыбнулся: — Вы знаете, как вы дороги мне, — и хотел погладить меня по волосам, но я дернула головой.
Дерион и Ха-шиир молча удалились, а я осталась вместе с очередным бессмертным и молча оглядела себя, понимая, что я все еще в черном мундире и брюках. Сапоги с меня стянули прежде, чем уложить в постель.
На изящном деревянном столике, покрытом белой краской, стоял поднос с ягодами и фруктами, графин с водой и стаканы. Я первым делом налила воду и жадно выпила.
Мысль о том, что Акар страдает от боли невыносима.
Представляю, как он зол. Да он, наверняка, в бешенстве. И, если освободится, убьет каждого, кто приложил руку к его пленению.
Я спустила ноги на пол и надела сапоги. В это время Оруэл безотрывно и удивленно глядел на меня.
— Ты из Меясы, верно? — задала я вопрос и поняла, что голос все еще сипел и не слушался.
Юноша кивнул и стыдливо опустил взгляд. Ему было неловко из-за моего присутствия.
— Сколько я здесь проспала?
— Со вчерашнего дня, госпожа.
Значит, осталось всего три дня. Скоро часы на башне пробьют последний раз!
— Ты можешь отвести меня к Акару? — мой вопрос вынудил Оруэна застыть от ужаса: — Ты знаешь, где его держат?
Губы юноши нервно дернулись.
— Его величество будет недоволен.
— Это всего на пару минут, а потом можешь сообщить обо всем Дериону.
Юноша нехотя согласился.
— Двери в Алмазном дворце заколдованы, — сказал он. — Вам нужно только захотеть, госпожа, и вы окажетесь в темнице. Но учтите, его величество сразу почувствует ваш переход.
— Спасибо.
Я подошла к двери и взялась за ручку. Боль в ноге не ушла, а напротив стала резче, налилась тяжестью. Но, когда я представила, что увижу Акара, я сразу забыла о ней. Готова признать, что заглянуть в его глаза после всего произошедшего очень волнительно. Нет, это смертельно страшно.
Почти как в ту ночь, когда я просочилась сквозь Атхор в Замок встреч из Мертвого леса. Или, когда впервые встретила Акара, сидя на бортике старого колодца в саду. Нет, страшнее всего мне было, когда он первый раз меня поцеловал.
Я резко дернула за ручку, распахивая дверь, и переступила через порог, сразу погружаясь в нестерпимый холод.
Помещение было разделено на две зоны решеткой. Одна из них — узилище.
Привыкнув к полумраку, я увидела пленника.
Дерион решил, что недостаточно уязвил его, просто заточив в Алмазном дворце. Акар стоял на коленях и был прикован цепью. Его шею сдавливал ошейник, от которого к стене тянулась толстая алмазная цепь. Руки тоже были зафиксированы за спиной. В его груди все еще торчала стрела, но больше не пылала, а тлела углем.
Акар вскинул голову: бледен, по подбородку изо рта тянется тонкая струйка черной крови.
— Свою часть сделки, — хрипло припомнил он, припечатав меня взглядом. — Вижу, что ты выполнила эту часть превосходно.
Он был без мантии и без меча. Но все-равно не выглядел поверженным.
Под его сердитым