/58/ Султан ответил: «Слова хорезмшаха для нас равносильны словам отца, мы слушаем их с удовлетворением и принимаем любезный совет его. Когда же это было, чтобы Али не соблюл нашей пользы? А то, что он ныне содеял, для всех ясно. Из того, что он говорил и писал, для нас ничего не осталось сокрытым. Ему будет воздано должное».

Хорезмшах поднялся, облобызал землю и удалился в ту же дверь, в которую вошел. Хаджиб Али тоже поднялся, чтобы выйти. Султан подал знак: садись-де. Народ удалился, и султан остался с ним негласно. Был там хаджиб Менгитерак и стояли Бу Сахль Завзани, дебир Тахир и дебир Ираки. У двери стоял дворцовый хаджиб[194], да вокруг престола вооруженные телохранители[195] и человек сто гулямов висачных[196]. Султан сказал старшему хаджибу: «Брата моего Мухаммеда приходится содержать там в Кухтизе или в другом месте, потому что сейчас, в такую жару, не стоит его везти ко двору. Мы собираемся [провести] эту зиму в Балхе. Потом, весной, когда приедем в Газну, насчет его будет приказано, что найдет нужным [наше] мнение». «Повелевает ныне государь, — ответил Али, — он приказывает то, что считает должным высочайшее разумение. Кухтиз — крепкое [место], и хаджиб Бек-тегин под крепостью ожидает повеления». [Султан] спросил: «Что стало с той мелочью, которую [эмир Мухаммед] отправил в Гузганан со своим кедхудаем Хасаном?» — «Да будет долгой жизнь государя, — ответил Али, — Хасан доставил ее в крепость Шадьях[197]. Он человек бывалый и осторожный и не сделал ничего, что не даст ему возможности выполнить долг. Быть может, угодно будет, чтобы какой-нибудь верный человек спешно поехал и доставил ту казну?» — «С богом, ступай, приляг отдохнуть, — сказал султан, — с тобой еще много расчетов и дел». Али облобызал землю, поднялся и пошел в ту сторону сада, /59/ откуда пришел; провожали мертебедары.

Султан сказал Абдусу[198]: «Догони хаджиба и скажи, есть, мол, еще устное сообщение, посиди немного в суффе, которая к нам поближе». Абдус ушел. Султан обратился к дебиру Тахиру: «Спроси у хаджиба, по какое время войскам выдано жалование[199], и кто лучше снаряжен потому что я хочу послать отряд в Керман свергнуть тщеславца Ису, ставшего почти мятежником, дабы был посажен на его место Бу-л-Аскар, его брат, который несколько времени тому назад бежал от него и находится [здесь] при дворе». Тахир пошел, вернулся обратно и доложил: «Старший хаджиб говорит, что жалованье выдано полностью войскам до конца года, что снаряжены они очень [хорошо] и никаких отговорок приводить не могут. Кому будет приказ, тот и пойдет». «Очень хорошо, — заметил султан, — сказать хаджибу, чтобы удалился».

Хаджиб Менгитерак облобызал землю и сказал: «Не позволит ли государь, чтобы слуга [твой] Али сегодня побывал у меня, да и прочие слуги, кои вместе с ним, потому что я распорядился приготовить шурбу». Султан с приветливым лицом ответил: «Прекрасно. Ежели есть в чем нужда, то пусть мои служители приготовят». Менгитерак еще раз облобызал землю и пошел на пир. Только какого же брата Али он угощал? Ведь Али-то уже схватили! Вопрос, [переданный] через Тахира о войске и Кермане, был просто ветром в клетке. Еще заранее решили, что нужно сделать, и сипахсалару Гази было приказано: как только старший хаджиб явится к султану, ты-де тотчас же соберись, выезжай с отрядом конных навстречу его обозам и все начисто ограбь. И сипахсалар Гази отправился. Когда хаджиб Менгитерак вышел [от государя], ему сказали, что старший хаджиб сейчас находится в суффе, а когда он заявился в суффу, вошли тридцать /60/ гулямов, схватили его и сняли с него кафтан, шапку и сапоги, так же как они сперва поступили с его братом; потом их отнесли в одно помещение, находившееся рядом с той суффой. Ферраши взвалили их на спину, ибо на них были тяжелые оковы. *Так закончилась пора их обоих*. Вот Али и судьба, которая постигла его и приверженцев его!

Глупец тот, кто привязывает сердце к сему вероломному и обманчивому миру и ни во что не ценит свое благополучие, достоинство и силу. Люди мудрые не соблазняются им. Очень хорошо сказал Аттаби[200], стихи:

*Сердце мое довольствуется моим трудом спокойно,

И я не тружусь вокруг тех источников дохода,

Ибо жирные дела находятся в зависимости

От сложенного в утробы господ*.

Велик тот человек, который умеет довольствоваться малым и сломить шею зависти. Сын Руми[201] в этом смысле тоже всадил стрелу в мишень, сказав стихи:

*Если Аллах надел на тебя одежду здоровья

И дал тебе пищу дозволенную и вкусную, /61/

Ты не завидуй богатым, ибо подлинно

То, что судьба вам, отмерив, дает, она же отбирает*.

И наставник [наш] Рудаки[202] сказал, а он хорошо знал свет и познакомил с ним людей, стихи:

Сон прелестный сей мир навевает,

Мудр же тот, в ком не дремлет душа.

Несчастью равна его доброта,

Радость его до горя доводит.

Что сидишь ты в сем мире пригожем?

Ведь деянья его все нелепы,

Дурна наука его, сам пригож,

Ведет себя мерзко, с виду ж красив.

Ясно, что Али устранили так же, как в [свое] время низвергли Бу Муслима[203] и других, о чем можно найти в книгах. А ежели говорят, что на сердце у Али было нечто иное, то [лишь] господь бог, велик он и всемогущ, может знать тайные помыслы рабов [своих]. Мне до этого дела нет, мое дело повествовать. Все они ушли [в иной мир] и сойдутся в том месте, где тайны откроются. Довод людей умных, у которых была возможность говорить об этом почтенном вельможе, состоял в том, что они говорили: какое дело ему было до возведения [на престол] и свержения эмиров. А когда по этой причине его пора совсем «стала уже подходить к концу, где ему было совладать с судьбой. *Да сохранит нас Аллах от судьбы, побеждающей злом!*.

Когда большое дело Али прикончили, и сипахсалар Гази возвратился обратно после встречи обозов и гулямов, и обозы и все, что у Али имелось, разграбили, то возникла опасность, что будут ограблены и многочисленные обозы родичей, свиты и людей, которые