рати и противоположные мнения объединились и стали единогласны. С помощью их можно победить весь мир и завоевать великие государства. Надобно, чтобы [и впредь] они оставались [такими]. Сегодня я, слуга [твой], сказал лишь столько, но это главное. Покуда слуга [твой] будет состоять у дел и словам его будут придавать вес, он никогда не преминет высказывать то, что считает правильным». — «Твои слова весьма прекрасны, — ответил [государь], — и я согласен, чтобы все так делалось». Я пожелал добра и удалился». Но поистине, не прошло и двух недель, как отъезд из Герата отпал, потому что основные решения переменили.

Вот одна из крупных ошибок, которая была совершена. Еще до того, как эмир Мас'уд перешел из Нишабура в Герат, прибывали известия из Газны, что войска, передвигаясь, устраивают побоища и от [их] неумеренности народ впал в нужду. /68/ Высочайший ум касался до всего. Он назначил посла, чтобы тот отправился к Али-тегину[215], человека очень расторопного, которого звали Бу-л-Касим Раххаль, и написали письмо: «Мы идем на брата. Ежели эмир [Али-тегин] в этой войне нас поддержит, явившись сам лично или прислав кого-либо из сыновей с сильным и снаряженным отрядом войска, то когда дела пойдут согласно желанию, сыну его будет отдано весьма знатное владение по эту сторону»[216]. Советники его [эмира Мас'уда] представили, что такое решение весьма чревато последствиями и что Али-тегин-де с одной этой областью не отстанет, у него возникнут еще желания. В самом деле, когда не отдали одну область, которую он требовал, то такой человек, как хорезмшах Алтунташ, из-за Али-тегина погиб и тот разграбил Чаганьян, как я потом расскажу эти события в истории лет, о которых повествую.

Другая ошибка состояла в том, что туркмен, сожравших хорасанскую приманку[217] и [которых] покойный султан силой меча отбросил в Балханские горы, перетянули на свою сторону и пригласили прийти ради того, чтобы было больше войска. И они пришли, Кзыл, Бука, Кокташ и другие предводители, оказали несколько настоящих услуг, но в конце концов разобиделись и вновь вернулись к своему обычаю, то есть к грабежу, как я расскажу, покуда из-за них не пропали такой салар как Ташферраш и области Рей и Джибаль. А какого труда стоило Арслан Джазибу[218] и сипахсалару Гази выгнать туркмен из Хорасана — [даже] не представляли. *Не противься преднамеренно приговору Аллаха, да будет славно поминание его*. Эти туркмены явились на поклон к султану, и тот назначил к ним сипахсаларом хаджиба Хумарташа. В это время в Герате [султан] постановил отправить войско в Керман с каким-нибудь внушающим уважение саларом [во главе], чтобы посадить в Кермане Бу-л-Аскара, /69/ который несколько лет тому назад явился в Нишабур, бежав от брата, а мятежного тщеславца Ису извести. Поэтому, посовещавшись с Алтунташем и сипахсаларом Гази, саларом этого предприятия был назначен джамедар Ярук-Тугмиш[219] с четырьмя тысячами человек дворцовой конницы и тремя тысячами пехоты. Хаджибу Хумарташу тоже было приказано, чтобы те туркмены пошли с ним и сражались бы по повелению джамедара, ибо начальник — он. Снарядившись, они выступили из Герата в сторону Мекрана и вместе с ними Бу-л-Аскар.

После их отправления эмир сказал Азуд-ад-довле Юсуфу: «Дядя, ты уже некоторое время отдыхаешь, а говорят, что кусдарский правитель, [пользуясь] смутным временем, зазнался. Тебе бы надобно пойти в сторону Буста со своими гулямами и встать в Кусдаре[220], дабы и кусдарец исправился, прислав харадж за два года, да и войску в Мекране прибавилось бы больше силы от твоего пребывания в Кусдаре». — «Очень хорошо, — ответил эмир Азуд-ад-довле Юсуф, — государю надлежит приказывать, что хочет». Султан оказал ему милость, подарил драгоценный халат и сказал: «Счастливый путь. Когда мы двинемся из Балха в Газну после [праздника] новруза, мы тебя позовем, так чтобы ты прибыл в Газну наравне с нами». Он выступил из Герата на Буст, Завулистан[221] и Кусдар со своими гулямами, с семью-восемью султанскими серхенгами и пятью сотнями конницы. Я слышал достоверно, что этим серхенгам султан Мас'уд тайно приказал: «Прислушивайтесь, мол, к Юсуфу, дабы он не мог уйти куда-нибудь». И еще слышал, что его хаджиба Тогрула тайно поставили над ним мушрифом, чтобы он считал каждое его дыхание и доносил обо всем, что будет происходить. И этот подлец, которого [эмир Юсуф] любил как сына и даже /70/ сильней, исполнил поручение. Юсуфа потому отослали, дабы некоторое время его не было при дворе, ибо говорили, будто он задумал стать саларом и войско начало поглядывать на него.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ ЭМИРА МУХАММЕДА, ДА БУДЕТ ИМ ДОВОЛЕН АЛЛАХ, ПОСЛЕ ТОГО, КАК ОН БЫЛ СХВАЧЕН, ДО ПЕРЕВОДА ЕГО ИЗ КРЕПОСТИ КУХТИЗ В КРЕПОСТЬ МАНДИШ

Выше я рассказал, какие [меры] предосторожности в силу полученного высочайшего указа султана Мас'уда принял старший хаджиб Али, *[когда] отправился из Тегинабада в Герат, как-то: назначение хаджиба Бек-тегина и возложение на него [ответственности] за все, что случится[222] с заключенным. А теперь, поскольку я покончил с рассказом о переходе рати в Герат, устранении хаджиба Али Кариба и о том, как продвигались другие дела, и подошел к тому, как султан Мас'уд [намеревался] перейти из Герата в Балх, я повествование об этом [покуда] прерываю и продолжаю излагать обстоятельства жизни заключенного, дабы то, что происходило в то время, когда рать ушла из Тегинабада в Герат и его перевели из крепости Кухтиз в крепость Ман-диш, было бы изложено полностью, и история была бы завершена. Когда же я покончу с этим, тогда снова вернусь к тому, как эмир Мас'уд двинулся из Герата в Балх, ежели будет угодно Аллаху.

Я слышал от каввала, устада Абдаррахмана: «Когда войска из Тегинабада ушли в Герат, я и мне подобные, служившие эмиру Мухаммеду, походили на рыбу, которая из воды попала на сушу — [мы были] ограблены и стали нищими. Сердце не позволяло нам уйти куда-либо из-под крепости Кухтиз, и мы надеялись, не призовет ли султан Мас'уд [эмира Мухаммеда] в Герат, и снова засияет свет. Я /71/ по обыкновению ежедневно являлся на поклон, я и товарищи мои — мутрибы, каввалы и старые недимы. Там нам [давали] чего-нибудь поесть и в час вечерней молитвы мы возвращались назад. Хаджиб Бек-тегин принял много [мер] предосторожности, однако никому из нас не запрещал [посещать] эмира Мухаммеда. Содержание всегда было в избытке, так что ежели, например, [эмир] потребовал бы птичьего молока, [Бек-тегин] тотчас же доставил бы. Эмир Мухаммед, да будет им доволен