о целях добровольцев в Гражданской войне. Прапорщик Гуль сказал, что воюет за Учредительное собрание, способное, по его мнению, обеспечить людям достойную жизнь, свободную, трудовую. «Хозяин недоверчиво смотрит на меня, – вспоминал Р. Б. Гуль.

– Ну, оно, конечно, может, вам и понятно, вы человек учёный.

– А разве вам не понятно? Скажите, что вам нужно? Что бы вы хотели?

– Чего?.. Чтобы рабочему человеку была свобода, жизнь настоящая и к тому же земля…

– Так кто же вам её даст, как не Учредительное собрание?

Хозяин отрицательно качает головой.

– Так как же? Кто же?

– В это собрание-то нашего брата и не допустят»[138].

Станичный сбор выразил преданность генералу Корнилову. Однако, несмотря на сочувственное отношение казаков к добровольцам, вступать в ряды армии они не спешили, резонно опасаясь мести красных. Многие сетовали на то, что генерал Корнилов не объявляет мобилизацию.

– Кто с вами добровольно пойдёт, у того большевики всё хозяйство разграбят, – говорили они. – А если мобилизуете, то скажут, что казаков силой в армию записали, а значит, семью и хату не тронут.

Отзывчивый характер кубанских казаков и казачек располагал к себе добровольцев, укреплял веру в успех похода. Станичники угощали постояльцев обильной и вкусной едой, категорически отказываясь брать за неё плату.

В Плоской добровольцев особенно развеселил необычный случай. В технической роте служил прапорщик Шмидт, имевший поразительное сходство с великим князем Николаем Николаевичем. Ему и его спутникам казаки оказывали повышенное почтительное внимание. Офицеры пробовали разубеждать станичников, но бесполезно – они не хотели верить, что обманулись в «августейшей особе», и продолжали распространять вздорный слух.

Один казачий офицер, подойдя к прапорщику Шмидту, смущённо и горячо шепнул ему на ухо:

– Ваше императорское высочество, я вас узнал!

– Ну и молчи! – сделав строгое лицо, ответил прапорщик.

Командование решило в Плоской не задерживаться надолго, как в Донской области. На следующий день, 24 февраля (9 марта), армия двинулась дальше к намеченной цели – Екатеринодару. До станицы Незамаевской, где предполагалось переночевать, – 24 версты.

Погода продолжала радовать душу и глаз. Тихие, мягкие, зеленеющие молодой порослью степи простирались вокруг на много вёрст. Во время двухчасового привала в хуторе Ново-Ивановском станичный атаман со стариками вышел встречать генерала Корнилова хлебом-солью, тут же в знак преданности поднесли ему национальный флаг. Настроение у всех праздничное. Хуторяне высыпали на улицу, казаки в нарядных, малиновых, коричневых и серых черкесках с газырями на груди, а казачки в красочных платках выносили из хат угощение – молоко, сметану, хлеб, тыквенные семечки.

Ещё лучше встречала добровольцев Незамаевская, где примерно полторы сотни пеших и конных казаков примкнуло к армии. Во всех станицах население просило оставить добровольческий гарнизон, но это истощило бы и без того небольшие силы армии. Отказы действовали на казаков угнетающе, и генерал Корнилов в ряде случаев оставлял станичникам часть трофейных винтовок для самообороны при налёте небольших отрядов красных.

На сходах всегда держал речь главнокомандующий, но не всегда это давало желаемые плоды. «К слову сказать, генерал Корнилов очень любил выступать с речами, но говорить он не умел, – отмечал С. М. Трухачёв. – Несколько раз приходилось замечать, что после схода, на котором выступал Корнилов, то приподнятое настроение, которое бывало в станице при нашем вступлении, сразу понижалось. До схода станица готова была идти на помощь всем, и даже выставлять конные и пешие сотни, после же схода эти сотни так и оставались одним лишь обещанием. Некоторые даже обращались с просьбами повлиять на Корнилова, чтобы он не выступал, но это сделать было, конечно, нельзя»[139].

Армия приближалась к Владикавказской железной дороге, узлы которой – станции Тихорецкая и Сосыка были заняты крупными отрядами красноармейцев. Командованию пришлось ломать голову, как незаметно для неприятеля проскочить опасный участок пути. Следовало не только скрытно пересечь полотно, но и стать на ночлег на большом расстоянии от него, чтобы не навлечь на себя огонь бронепоездов и избежать атаки крупных сил красных, передвигавшихся в эшелонах.

Следующий большой переход, протяжённостью в 60 вёрст, завершался в станице Старо-Леушковской. Пересечь железную дорогу из Ростова на Тихорецкую предполагалось в ночное время у Ново-Леуковской. После раздумий штаб армии решил так выстроить маршрут движения: станица Весёлая – хутор Упорный – Ново-Леушковская – Старо-Леушковская. Из осторожности войскам направление движения не сообщалось.

С утра 25 февраля (10 марта) армия вновь выступила в поход. На этот раз колонну замыкал чехословацкий батальон. Неожиданно на арьергард налетел кавалерийский отряд красных, но чехи не растерялись и отбили атаку, за что генерал Корнилов распорядился выдать батальону награду в 5000 рублей. Пройдя от Незамаевской всего 15 вёрст, уже вечером, около 17 часов, армия остановилась в станице Весёлая и расположилась по хатам.

Чтобы не делать колонну слишком громоздкой, обозы с незначительным прикрытием отправили вперёд до выступления армии. Начальник обоза полковник Кун получил приказ по прибытии в хутор Упорный резко свернуть на юг, остановиться и ждать подхода войск. Красные повсюду имели своих осведомителей, поэтому, чтобы спутать им карты, в минувший день у местных жителей добровольцы спрашивали дорогу на станцию Сосыка. Хитрость эта оказалась не напрасной.

Тёплый день сменяла морозная ночь. Около 21 часа главные силы армии пришли в движение, имея в голове колонны Офицерский полк, Юнкерский батальон, техническую роту и 1-ю батарею под общим руководством генерала Маркова. Приказано соблюдать тишину, громко не разговаривать и не курить.

Взяв направление на запад, на станцию Сосыка – станицу Павловскую, армия прошла вёрст десять и у хутора Упорный круто развернулась на юг. Но, миновав селение, на условленном месте она обоз не обнаружила. Расспрашивать местных жителей было опасно. Колонна встала, теряя драгоценное время. Все чины штаба разлетелись на поиски пропавшего обоза. Генерал Корнилов переживал – не проскочил ли он на Сосыку, в самое логово красных.

Ночные поиски затянулись. Наконец один офицер, отправленный по дороге на Новолеушковскую, вернулся с докладом, что наткнулся на обоз, который на тот момент взял верное направление. Позднее выяснилось, что он действительно сначала сбился с пути и оказался в каких-нибудь двух верстах от станции. Впереди уже мерцали огоньки селения, но на развилке головные телеги почему-то повернули на спасительное направление. «Нас спас счастливый случай, – писал Н. Н. Львов, потрясённый случившимся. – Нет, спасло нас то, что среди наших людей была вот та напряжённость воли, которая одна только спасает из тысячи случаев. Кто-то, кто не свалился от усталости и не спал, остановил обоз и повернул его обратно, и то, что должно было послужить к нашей гибели, оказалось в нашу пользу»[140].

На станции услышали шум колес от приближающегося по обледеневшей дороге обоза и по телефону затребовали два бронепоезда. Обманный манёвр удался – красные поверили, что «кадеты» пошли на Сосыку. Подтянув бронепоезда к станции, красные тем самым открыли