– А это что еще за новости?!

– Ускоренная регенерация. Полное восстановление поврежденных органов и тканей тела в течение трех дней…

Приведя в чувство двух оставшихся в живых налетчиков, Немезис дождался осмысленного взгляда.

В уши ударил крик пришедшего в себя пирата, с недоумением смотревшего то на обрубок правой кисти, то на возвышавшегося рядом Немезиса. Убрав клинок, тот спокойно уложил еще шевеливший пальцами трофей в набедренную сумку.

Засучив ногами, скуля и воя, пират пытался остановить фонтан крови.

– Ты что творишь?!

Оставив без внимания вопрос капитана, Немезис склонился над вторым пиратом и собрался повторить процедуру.

– Прекрати издеваться!

Фелиция собралась было помешать воину, но уперлась грудью в ствол трофейного импульсника.

– Пристрели его, зачем мучаешь?

– Любой, кто поднимает руку на Воина Ордена, бросает ему вызов. Я его вызов принял и победил. А теперь собираю дань за неуважение. Ты хочешь бросить мне вызов?

– Чокнутые фанатики… – переводя взгляд с пиратов на черную фигуру, Фелиция обреченно покачала головой, – одно зверье поедает другое. Еще сердце вырежи и съешь его… Есть же законы!

Убрав в сумку последний трофей, воин равнодушно переступил через орущих пиратов. Молча взяв девушку под руку, повел в толпу людей в белых комбинезонах.

Суетливо работая над стонущими от боли, спасательная служба оказывала помощь тому, кто еще в ней нуждался, упаковывали в черные пакеты трупы.

– Закон? А твой закон остановил вот это?

Воин поводил девушку между трупами.

– Почему он этого не сделал? Если твой закон не может остановить гибель невиновных, то чем твой закон лучше моего? Я отнял ему руку, но оставил жизнь. У него есть шанс переосмыслить свою жизнь. Остановиться. Но второго шанса для безрукого нет. Повторное преступление карается смертью.

Кивнув головой в сторону потерявших сознание пиратов, воин процитировал:

– Эти люди забыли, что такое быть человеком. Они как животные. Алчные. Злобные. Похотливые. Они признают только силу. Взяв оружие в руки, они бредут по колени в крови. Добиваясь цели, смеются над мольбами о пощаде, они презирают всех, кто слабее, они считают себя вне общества. Таких останавливает только боль. Боль отрезвляет, приводит их в чувство, заставляет задуматься над свершенным. И только после боли человек способен внимать словам разума…

– Ты псих. Реальный псих… – прошептала Фелиция, отстранившись от горевшего взгляда воина.

Она собиралась возразить и опровергнуть сказанное, взгляд натолкнулся на маленькое тельце. Плазменный разряд разорвал ребенка на части, как раз над телом матери, что до последнего пыталась его прикрыть свои телом от беды, но лежала тут же. Таким же изуродованным и обгоревшим трупом.

Рухнув на колени возле останков мальчишки, девушка аккуратно поправила растрепавшиеся волосы. Ладонью закрыв заплаканные глазки с навечно застывшим удивлением, уткнулась в ладони и обессиленно зарыдала. Закусив губы, давя раздирающий изнутри крик, Фелиция просипела:

– Но почему?! Почему всегда страдают дети… Неужели везде вот так.

– Почти, – тихо ответил воин.

Справившись с эмоциями, девушка успокоилась. Размазав слезы по лицу, сказала:

– Я мало видела миров, думала, что только у нас псарня. Только у нас каждый мечтает урвать кусок послаще, обдурить другого, отобрать у слабого, а если может, то вцепиться в глотку другому… на других планетах так же… Но скажи, почему люди не могут жить по-другому?

Воин присел на корточки. В глазах девушки, мучившейся извечным вопросом, набухла слеза. Срываясь с ресницы новой каплей, покатилась по закопченной сажей щеке, пока дорогу не преградило мягкое касание бронированной перчатки.

– Прекрати. Ты же сильная и сама все понимаешь… – последние слова воин уже произнес в полном тумане.

Вновь заломило затылок, и в сознании замелькали тревожные индикации. Жизненные показатели запрыгали сумасшедшими значениями, и окружающий мир погрузился во тьму.

– Эй! Ты чего?

Недоумение сменилось тревогой, и крики Фелиции таяли в тишине.

Воин почувствовал теплые руки на лице. Пощёчины. Жалкие попытки удержать завалившиеся набок триста килограммов композита и стали едва не окончились трагедией.

– Да что же за день такой! Да что ж с тобой такое?! Иметь всю Темень раком, да навыворот! Что за дерьмо такое… Медики хреновы! А ну все сюда…

Последние ругательства утонули в охватившем сознание тумане. Вновь по нервам прошла огненная волна, и крик ужаса «шептуна» о бесконтрольном расширении опухоли ворвался в сознание ледяным ветром.

Воин уже не контролировал себя.

Перед глазами мелькали образы событий и незнакомых людей. Звучали обрывки чужих мыслей, голоса. И не выдержавшая напряжения психика провалилась в небытие.

Интерлюдия 1

Жесткий контроль физиологических процессов в идеальном организме носителя проекта «Немезис» получил сокрушительный удар изнутри. Заложенный извне информационный пакет адаптировался и принялся за разрушение внутренних барьеров.

Воздвигнутый специалистами Ордена физиологический контроль над организмом, психологические закладки и жесткие догмы воздвигались в сознании биологического носителя непреодолимыми стенами. Все мыслительные процессы протекали по заранее заложенным алгоритмам, исключающим любое влияние физиологии на четкую психологическую установку. Носитель всегда руководствовался жесткими программами, исключавшими любое своеволие, что не укладывалось в четкие рамки Скрижалей. Получая в кровь строго определенное количество гормонального коктейля, который давал полностью предсказуемую реакцию, человек превращался в идеального исполнителя воли Ордена.

Но информационный вирус делал свое дело методично и жестко. Система внутреннего физиологического контроля была подточена стрессовыми ситуациями. Долгое отсутствие ментального контроля оператором, следившим за поведением и обнулявшим вектор ошибок, стало последним камнем в лавине неизбежных изменений.

Кратковременное отключение медицинского блока, обеспечивавшего не только живучесть, но содержавшего сложные комбинации препаратов, контролировавших обмен веществ, нанесло решительный удар по фундаменту проекта «Немезис».

Лишившись жесткой удавки, гормональная буря вырвалась на свободу, и организм взбунтовался.

Освободившиеся от многолетнего подавления инстинкты оживали дремучими потребностями, проснулись заблокированные участки мозга.

Лишенная блоков и навязанных психологических правил, деформированная личность зияла пробелами и провалами памяти. Фиксируя изменения в биоритме носителя, информационная опухоль осталась недовольна результатом и, подчиняясь заложенным требованиям, принялась заполнять пустоты из массивов памяти с матрицей разума «шептуна».