для женщин, и им приходилось носить плохо сидевшую одежду[32]. Особое неудобство причиняли сапоги, поскольку у мужчин ноги значительно крупнее, чем у женщин. Брюки также создавали проблемы для женщин с пышными формами [Там же: 49]. После недельной подготовки женщинам выделили 500 винтовок.

Когда новобранцев собрали на новой тренировочной площадке, Бочкарева разделила их на два батальона примерно по тысяче женщин в каждом. Каждый батальон, в свою очередь, делился на четыре роты, а каждая рота – на четыре взвода. В качестве младшего командного состава Бочкарева отобрала несколько наиболее образованных женщин-добровольцев, в частности, тех, которые происходили из военных семей. Крылова произвела на Бочкареву впечатление своим знанием военных порядков, которому научилась у отца, ветерана Русско-японской войны, и была назначена командовать взводом. Княжна Татуева стала командиром роты. Своим адъютантом Бочкарева назначила Марию Скрыдлову. Способности Скрыдловой оказались очень полезны для неграмотной Бочкаревой, поскольку адъютант говорила на пяти языках и часто служила переводчиком, когда батальон посещали иностранные журналисты и высокопоставленные лица [Там же: 56][33].

Поскольку военные власти рассматривали женский батальон главных образом как пропагандистский инструмент в кампании по поднятию боевого духа армии, они обеспечивали его только самым необходимым. Обеспечив подразделение требуемой амуницией и вооружением, Петроградский военный округ придерживался политики невмешательства в отношении внутреннего управления батальона. В результате, если не считать редких смотров (которые устраивались скорее ради эффектных фотографий, нежели для оценки боевых возможностей подразделения), Бочкаревой было предоставлено командовать новобранцами на собственное усмотрение. Впрочем, для русской армии это не было чем-то необычным.

Бочкарева требовала, чтобы в подразделении была идеальная дисциплина, установила для своих подчиненных жесткий распорядок учений и держала их в спартанских условиях. Новобранцы должны были вставать в пять утра, произносить утреннюю молитву и завтракать хлебом и чаем. До одиннадцати утра они усердно занимались учениями, затем обедали, и продолжали учения до девяти вечера. Спали они на голых досках, положенных на металлические каркасы и застеленные тонкими простынями [Женский «батальон смерти» 1917в: 360]. Их ежедневные тренировки включали в себя физические упражнения, обучение приемам рукопашного боя и, что особенно важно, навыкам обращения с винтовкой. Бочкарева лично следила почти за всем ходом воинской подготовки и тщательно надзирала за поведением женщин. Она намеревалась превратить своих добровольцев в настоящих воинов: «Я из вашего “слабого пола” еще какой крепкий сделаю! Только держись! Забудьте, что вы женщины. Вы теперя солдаты» [Солоневич 1955:51]. С этой целью она пыталась вытравить из них любые проявления женственности, которой, по ее убеждению, было не место на поле битвы. Так, всех женщин коротко подстригли и отобрали у них средства личной гигиены, даже зубные щетки. Малейший намек на женственность воспринимался как легкомысленность и служил основанием для удаления из батальона. Она старалась выбить из них «домашнюю дурь» [Там же: 57]. Особенно Бочкарева не любила кокетство и слабейшую улыбку в сторону мужчины-инструктора воспринимала как попытку заигрывания. Командир лично подавала пример «мужского поведения» – курила, плевалась и ругалась матом – чтобы тем самым облегчить процесс превращения своих подчиненных в «настоящих» солдат.

Во всех сферах батальонной жизни Бочкарева поддерживала строгую дисциплину по образцу старой царской армии, поскольку она не принимала новых демократических порядков, внедрявшихся в армии после Февральской революции. Она сурово наказывала даже за малейшие проступки, часто подвергая нарушительниц телесным наказаниям. Женщинам не разрешалось уходить в увольнение, но иногда допускались свидания с членами семьи. К подчиненным она обращалась по имени и на «ты», сыпала ругательствами и крепкими солдатскими словечками, хлопала новобранцев по плечу. Вначале это задевало многих из образованных женщин, но в конце концов те, кто остался в батальоне, привыкли к грубым манерам Бочкаревой. Она проявляла мало сочувствия к жалобам и недовольству со стороны более утонченных женщин, которые смущались из-за ее речи и с трудом проглатывали простую солдатскую пищу. Она наставляла их:

– Ничего! Приучайтесь! Фронт есть фронт, – а вы – теперь солдаты. Без крепкого словца на Матушке-России ничего не делается. Што ж вы думаете – императоры наши матом никогда не крыли? А не слыхали разве, как граф Лев Толстой ругаться умел? А Петр Великий? А Суворов?.. Ежели я кого дурой обзову – это вот может обидно быть? А мат? Это же для бодрости только… Ничего – вы теперя не бабы, а солдаты. Вот потом я вам расскажу, как в первый раз я в строю штаны шиворот-навыворот одела… Или потом мне в бане вместе с мужиками пришлось мыться! Вот было дело под Полтавой: солдат так солдат – никаких тебе исключением. Хуже было, чем вам теперь – и то притерпелась! Ничего! Держись, ребята! Не вешай носа! Наплевать!.. [Там же: 50].

Требование Бочкаревой, чтобы все военнослужащие ее батальона придерживались старой армейской дисциплины, создавало проблемы для некоторых из них. С момента появления этой воинской части командирские методы вызывали непонимание и несогласие у более образованных новобранцев [800 амазонок 1917: 4]. Бочкарева была довольно авторитарным лидером, неспособным принимать какую-либо критику или признавать иные методы командования помимо тех, которым она научилась в дореволюционной армии. Те, кто не мог или не хотел принимать ее железный режим, признавались «ненадежными» и изгонялись из батальона. Другие уходили по собственному желанию, разочаровавшись в Бочкаревой. Из-за строгого режима из рядов женского батальона в первые несколько дней после начала боевой подготовки выбыло несколько сотен «ненадежных элементов». Командира не смущало, что численность ее подразделения сократилась [Бочкарева 2001: 219–224]. Ее более интересовало качество, чем количество, и она решила подготовить своих подопечных к тяготам сражений и окопной жизни.

Бочкарева потребовала, чтобы все добровольцы подписали отказ от прав, которые предоставлялись солдатам согласно Приказу № 1. Это значило, что в батальоне не предусматривались солдатские комитеты и какие-либо формы представительства. Тем не менее, отказавшись от своих солдатских прав и поклявшись подчиняться Бочкаревой, многие считали такую дисциплину чрезмерной и устаревшей. Возможно, она была бы уместна на фронте, но в тылу командир был просто «первым среди равных» [Там же]. Суровые методы командира вызывали критику и со стороны вышестоящего начальства. Когда жалобы дошли до Ведомства Керенского, тот потребовал сформировать в батальоне солдатский комитет. Бочкарева напомнила, что он обещал ей полную свободу действий, и отказалась выполнять его требование. Считая, что демократизация армии – корень всех проблем на фронте, Бочкарева не позволяла создавать в своем подразделении представительские организации. Это не устраивало многих более образованных женщин, которые возмущались поведением командира и требовали более демократичного обращения.

Часть 1-го Русского женского «батальона смерти» на учениях