(вместе с туровцами) в 13 800 человек. Насколько достоверны эти цифры? Там же историк говорит о 42 500 воинах, собравшихся под началом великого князя Мстислава Киевского. Эти данные очень близки к показаниям современника событий Генриха Латвийского, что в непосредственном распоряжении великого князя имелось 40 тысяч воинов[231].

Совершенно удивительную позицию занял В.А. Кучкин. Если все историки подчеркивали численное превосходство русских ратей, то у него получилось все наоборот. Ссылаясь на востоковеда И.П. Петрушевского (1898–1977), он утверждал, что монголо-татарское войско, «нанесшее поражение соединенному русско-половецкому войску в 1223 г. на р. Калке, состояло из 30 тыс. всадников». При этом «в 1223 г. киевский князь Мстислав Романович, самый могущественный из русских князей, отправился на Калку с войском в 10 тыс. человек. Монголы явно превосходили своих противников в живой военной силе»[232].

Как видим, среди историков наблюдается полный разнобой в оценке численности сторон. Неудивительно, что А.Г. Юрченко задался вопросом — откуда взялись огромные цифры общей численности монголо-татарских войск? Такие же цифры, доходящие до 500–600 тысяч воинов, характерны и для западных источников того времени.

Реальная численность монголо-татарских армий была военной тайной Чингизидов и не подлежала разглашению под страхом смертной казни. Тем не менее внимательным наблюдателям удалось подметить важную особенность: собственно монголо-татары представляли лишь незначительную часть армии, а подавляющее число воинов составляли отряды из покоренных чужеземцев. В 1237 г. венгерский доминиканец Юлиан, вернувшийся из второго путешествия в Поволжье в самый канун Батыева нашествия, докладывал папскому легату Сальвио де Сальви о монголах, появившихся у границ Руси. Оказалось, что монголо-татары использовали пленных, посылая их в бой впереди своего войска. Он писал: «Сообщу вам о войне по правде следующее… Во всех завоеванных царствах они без промедления убивают князей и вельмож, которые внушают опасения, что когда-нибудь смогут оказать какое-либо сопротивление. Годных для битвы воинов и поселян они, вооруживши, посылают против воли в бой впереди себя. Воинам же, которых гонят в бой, если даже они хорошо сражаются и побеждают, благодарность невелика; если же погибают в бою, о них нет никакой заботы, но если в бою отступают, то безжалостно умерщвляются татарами. Потому, сражаясь, они предпочитают умереть в бою, чем под мечами татар, и сражаются храбрее, чтобы дольше не жить и умереть скорее».

Особый интерес представляют приводимые Юлианом цифры, позволяющие выяснить примерное соотношение монголо-татар и всего войска. Общее число воинов Батыя перед походом на Русь западными современниками оценивалось в 600 тыс. воинов. Юлиан сообщает: «Татары утверждают также. что в войске у них с собою 240 тысяч рабов не их закона и 135 тысяч отборнейших воинов их закона в строю», или, иными словами, монголо-татары составляли всего лишь треть их войска[233]. Многонациональный состав монголо-татарского войска подтверждают и русские летописцы, в частности Софийская первая летопись, указывающая, что вместе с «татарами» против половцев сражались «инехъ языкъ 7».

Подводя итог полемике историков по поводу численности русских войск, мы склонны признать правоту В.Н. Татищева, говорившего о 100 тысячах человек только русских ратей. Данный вывод опирается на хорошо известный военным историкам факт, что мобилизационный потенциал любого государства составляет примерно 10 % общей численности населения.

По мнению видного статистика Б.Ц. Урланиса (1906–1981), на территории Киевской Руси в 1000 г. проживало 5,36 млн человек. При этом население юга страны, охватывающего следующие губернии XIX в.: Киевскую, Волынскую, Подольскую, Харьковскую, Полтавскую и Черниговскую (то есть территорию княжеств, принявших участие в походе 1223 г.), он оценил на эту дату в 1,92 млн человек[234].

Учитывая, что за два столетия, прошедшие с 1000 г., их население значительно возросло, мобилизационный потенциал княжеств, участвовавших в битве на Калке, можно минимально оценить в 200–300 тысяч человек.

Данную цифру подтверждают и свидетельства современников событий. В частности, Генрих Латвийский (ок. 1187 — ок. 1259) писал о призыве «по всей Руссии биться с татарами» (то есть всеобщей мобилизации), а во время шестидневного бегства монголо-татары перебили «более ста тысяч человек»[235]. Д. Синор приводит данные о письме в 1223 г. венгерского короля римскому папе, в котором тот сообщал о монголо-тата-рах, что «в один день они убили 200 000 русичей и куманов»[236].

Ошибкой исследователей, резко занижающих численность русских ратей, стало мнение, что они состояли в основном из кавалерии, тогда как их главную силу представляла именно пехота.

Глава 6

МАРШ К КАЛКЕ

Когда русские князья находились еще у Заруба, к ним прибыли послы монголо-татар с предложением заключить мир, утверждая, что они сражаются только с половцами, а русские земли трогать не собираются. Древнейшие сохранившиеся летописи ничего не говорят о числе послов, но начиная с конца XV в. в ряде летописных источников (Рогожский летописец, Летопись Авраамки, Новгородская четвертая, Новгородская по списку П.П. Дубровского, Новгородская Карамзинская летописи) появляется утверждение, что их было 10 человек.

Новгородская первая летопись так передает слова послов: «Се слышимъ оже идете противу насъ, послушавше Половьць; а мы вашеи земли не заяхомъ, ни городъ вашихъ, ни селъ вашихъ, ни на васъ придохомъ, нъ придохомъ богомъ пущени на холопы и на конюси свое на поганыя Половче; а вы възмите с нами миръ; аже выбежать къ вамъ, а биите ихъ оттолѣ, а товары емлите собе: занеже слышахомъ, яко и вамъ много зла створиша; того же дѣля и мы биемъ». Но русские князья отвергли это предложение, а послов убили.

Среди историков идут споры о целях этого посольства — было ли оно «лживым», а послы только лишь разведчиками, целью которых был сбор данных, а также дезинформация противной стороны?[237] По мнению Л.Н. Гумилева (1912–1992), «нет никаких оснований считать мирные предложения монголов дипломатическим трюком… Монголы искренне хотели мира с русскими». К нему присоединился бурятский монголовед Ш.Б. Чимитдоржиев (1927–2017), полагавший, что посольство «преследовало цель добиться отказа русских от помощи половцам»[238].

В этой связи укажем интересное свидетельство Никоновской летописи, на которое обратил внимание историк-эмигрант Г.В. Вернадский (1887–1973): «Центральным аргументом первых монгольских послов является заявление о единстве происхождения русских и татар: „вси есмя человЪци, и вси Адамово племя, почто всуе и туне кровь свою пролива-емъ?“ Разумеется, не этническое единство здесь могло иметься в виду, а единство другого порядка — политического, нравственного или религиозного»[239]. Этот аргумент очень напоминает доводы, выдвигавшиеся монголо-татарами на переговорах с половцами об отказе от союза с аланами (в передаче Ибн аль-Асира): «Мы и вы одного рода».

Неудивительно, что русские князья, которым половцы рассказали о несоблюдении монголо-татарами ранее данных им обещаний, не поверили монголо-татарам и