отреагировали на их предложения исходя из союзнических обязательств перед половцами. Именно так оценил посольство монголо-татар Л.В. Черепнин: «Это была попытка вбить клин в отношения между русскими и кыпчаками, побудив первых воевать с последними и тем самым ослабить обе стороны. Аналогичная тактика была ранее применена монголо-татарами к половцам и аланам. Русские, по-видимому разгадав умысел противника, перебили монгольских послов»[240]. В этом отношении следует отметить наблюдение Р.П. Храпачевского, что у монголов не было различия в функциях посла и шпиона[241].

Л.Н. Гумилев назвал убийство послов «подлым преступлением, гостеубийством, предательством доверившегося». Такие поступки, по его утверждению, не были характерны для противоположной стороны. «Надо сказать, — завершает он свою мысль, — что закон о неприкосновенности послов монголы выполняли… последовательно». В другом месте по этому поводу Л.Н. Гумилев писал еще более образно: «Смерть во время войны — всего лишь закон природы, а убийство доверившегося — оскорбление естества, следовательно, божества. Люди, причастные к предательству, не должны жить и производить потомков, ибо монголы признавали коллективную ответственность и наличие наследственных признаков»[242].

Но здесь историк противоречил сам себе, когда писал, что «в те времена» «понятия дипломатической неприкосновенности не существовало во всем мире. Если посол передавал неприемлемое предложение, его убивали»[243]. В данном случае достаточно вспомнить действия монголо-татар с послами дербентского ширваншаха.

Неудивительно, что русские князья действовали сообразно обычаям того времени. Можно предположить, что исполнителями убийства стали половцы, желавшие отомстить монголо-татарам за нарушенное ими соглашение об отказе половцев от союза с аланами[244]. Как бы то ни было, инцидент с убийством послов стал прямым поводом для войны.

Новгородская первая летопись, а вслед за ней Софийская первая и Тверская сообщают: «Русстии князи не послушаша, нъ послы избиша, а сами поидоша противу имъ; и не дошьдъше Ольшья, и сташа на Днѣпрѣ» (Никоновская и Типографская летописи дают несколько иной вариант названия — Отшелье). Лаврентьевская и Ипатьевская летописи Олешья не знают.

Где находилось Олешье? На этот счет историками высказывались различные мнения. Большинство сходится в том, что речь должна идти о районе современного города Алешки (в 1928–2016 гг. носившего название в честь родившегося здесь советского партийного и государственного деятеля А.Д. Цюрупы), точнее, местности Городище на Великопотемкинском острове в устье Днепра, в 12 км ниже Херсона. Возникновение Олешья связывают с той ролью, которую город играл на знаменитом «пути из варяг в греки»[245]. Однако данная локализация вызывает трудности при определении маршрута движения русских ратей в 1223 г. По мнению В.Т. Пашуто, это означает, что русские князья не воспользовались бродом у острова Хортица для перехода на левый берег Днепра, а плыли дальше и стали около Олешья, где к ним присоединились половцы[246].

Указанное обстоятельство заставляет поднять вопрос о местонахождении Олешья. В договоре 944 г. князя Игоря с греками упоминается остров Святого Еферия (Елевферия) в устье Днепра. Первым предложил отождествить его с Олешьем славяновед З. Доленга-Ходаковский (1784–1825)[247]. И хотя позднее это предположение было отвергнуто, мнение о том, что Олешье находилось в низовьях Днепра, стало едва ли не всеобщим. Между тем Д.И. Иловайский высказал весьма обоснованное мнение, что Олешье, будучи связано с «путем из варяг в греки», располагалось в районе современного Запорожья: «На том месте, где суда, шедшие с юга, приставали не доходя порогов, находился торговый город Олешье, который и служил складочным пунктом для гречников и залозников. Первые привозили товары из Греции, а вторые из Тавриды и Приазовья; последнее называлось тогда „Залозьем“; отсюда между прочим доставлялась морская рыба и соль, добываемая в таврических озерах… Товары эти отчасти сухопутьем шли на Олешье, где переправлялись на правую сторону Днепра; здесь таким образом скрещивалось движение водное и сухопутное. Этот город, очевидно, находился под непосредственным покровительством великих киевских князей, и, вероятно, они содержали там сторожевую дружину для обороны от хищных кочевников. Некоторые летописные известия свидетельствуют о заботливости великих князей обезопасить от половцев важный для России Греческий путь. Обыкновенно они высылали военные отряды к Олешью, чтобы провожать торговцев, послов и приходившее из Греции духовенство до безопасного места» (эту же точку зрения о местонахождении «Олешья близ устья р. Хортицы» позднее повторил А.В. Эммаусский)[248].

Все это, на наш взгляд, позволяет локализовать древнерусское Олешье в районе острова Малая Хортица, размерами примерно 560 на 160 м и площадью около 7 га, лежащего между правым берегом Днепра и островом Хортица, в русле Старого Днепра. Однако, как указывал запорожский историк А.Л. Сокульский (1938–2022), необходимы убедительные археологические факты[249].

Около Олешья к русским князьям пришло второе монголо-татарское посольство, формально объявившее войну. Как отмечал Д.М. Тимохин, «убийство послов в эпоху Средневековья считалось одним из наиболее тяжких преступлений, после которого война между двумя государствами была неизбежной». При этом уже тогда подобные факты использовались для агитации в пользу «справедливой мести». Самым известным из них стал эпизод при завоевании монголо-татарами Средней Азии, когда по приказу хорезмшаха Мухаммада было вырезано посольство Чингисхана, что стало одним из главных поводов к войне[250].

Летописец передает слова монголо-татарских послов: «Аще есте послушали половець, а послы наши есте избили, 112 а идете противу намъ, то вы поидете, а мы вас не заимаемъ ничимъ, то всѣм намъ б(о)гъ». На этот раз послов отпустили прочь. Можно предположить, что причиной этому стала находившаяся при них многочисленная стража. Судя по летописным известиям XIV–XV вв., численность вооруженных отрядов, сопровождавших ордынских послов, колебалась от 50 до 700 человек[251].

Примечательно, что Ипатьевская летопись ничего не сообщает о двух монголо-татарских посольствах. Это говорит о том, что галицко-волынские рати прибыли на место сбора уже после эпизода со вторым посольством.

Ипатьевская летопись особо отмечает, что к месту сбора русских войск пришли на тысяче ладей галицкие выгонцы: «А выгонци Галичькыя придоша по Днѣпроу и воидоша в море. Бѣ бо лодеи тысяща, и воидоша во Днѣпръ и возведоша порогы и сташа оу рѣкы Хорьтицѣ на бродоу оу Протолчи. Бѣ бо с ними Домамѣричь Юрьгіи и Держикраи Володиславичь» (в приведенном отрывке первое упоминание Днепра вместо Днестра является опиской).

Поскольку перед нами единственное летописное упоминание «галицких выгонцев», это делает необходимым выяснить вопрос — кем они были? Так как перед процитированным фрагментом летопись сообщает, что к месту сбора прибыли галичане и волынцы «киждо со своими князьми», понятно, что галицких выгонцев необходимо отличать от войск Мстислава Галицкого.

Все исследователи единодушно считают, что галицкие вы-гонцы жили на территории Галицкого Понизья, то есть по долинам Днестра, Прута — землям современной Молдавии.