Неужели он меня накормит? Даже не верится… Но кушать хочется, это правда.

Я торопливо надела рубашку, которая вполне прикрыла все самое ценное, и забралась в постель, укутав ноги одеялом. Сижу, жду, мечтательно представляя картошечку, жареное мясо или рыбку… Или борщ… Или пирог какой-нибудь… Слюнями всю подушку укапала, а его все нет. Поди, опять забыл про меня, склеротик зеленохвостый…

А нет, не забыл, даже вежливо постучал в собственную спальню прежде, чем войти.

– Открыто, – важно отозвалась я и первым делом уставилась на поднос, который он нес в руках.

– Фу-у-у-у… – разочарованно протянула голодная ведьмочка, заглянув в большую чашку, едва хозяин поставил поднос на тумбочку. – Это что?

– Бульон, – холодно ответил декан, наблюдая, как я критично зачерпываю этот самый бульон ложкой, нюхаю, морщусь и выливаю обратно в чашку.

– Фу-у-у-у… – повторила я. – Даже есть страшно… такое… Да не, не есть, видеть и то…

Скулы василиска напряглись, венка на виске вздулась, а он предельно спокойным тоном поинтересовался:

– И почему страшно, адептка?

– Не, а вы видали, что принесли? – я, скривившись, ковырялась ложкой в мутной жидкости. – Вон, смотрите, шкурка куриная плавает. Так… А это что? Лук? Процеживать же надо хотя бы… И зелени туда накрошить… Петрушечки там, укропчика… Ой, вам плохо, да?

– Ешьте, пожалуйста, молча… – процедил он сквозь зубы, покрываясь неровными пятнами странного происхождения. Не чешуей точно. – Он полезный.

– А может, вы сначала? – я протянула ложку ему. – Вдруг он несъедобный!

– Ничего, не отравитесь, – мрачно ответил декан.

Я осторожно лизнула ложку.

– Признайтесь честно, у вас безрукий домовой и вы терпите его только из жалости, – вынесла я вердикт блюду. – Солить-то тоже надо хоть немного! Так ему и передайте!

– У меня нет домовых, я не ведьма, – глухо произнес он.

– Уж не вы ли эту гадость приготовили? Спасибо, конечно, но спать я лягу голодной. – Я решительно положила ложку и спросила себе под нос: – Василиски, кстати, случайно не от голода перемерли? Рядом с полным мешком продуктов?

– Нет, а вот у вас есть все шансы помереть рядом с полной тарелкой еды! – Сделав над собой демоническое усилие, декан придвинул чашку ко мне ближе. – Ешьте! – угрожающе прорычал он.

– Нет!

– Ешьте!

– Нет!

– Ешьте!!!

Что-то зазвенело, наверное, в ушах.

– Ну что же вы кричите так громко? Я от того, что оглохну, зрение и вкус не потеряю и съесть это все равно не смогу, а вы и охрипнуть можете. Оно вам надо? – миролюбиво произнесла я.

– Если вы не съедите это сейчас же, я вылью вам содержимое на голову, – так же миролюбиво предложил он, а в голосе то и дело проскакивали рокочущие нотки.

Угрожает? Опять? И кому – беззащитной ведьмочке?! Ой как зря… Ведьмочки этого не любят, пора бы знать.

Позор всему деканату, таких надо наказывать…

Я покорно взяла в руки ложку, зачерпнула бульон, подула на него, чтобы остыл. Декан слегка расслабился, но внимательно наблюдал за каждым моим движением.

– Ой, смотрите, а что это? – заинтересованно вгляделась я в содержимое ложки. – Не подскажете?

Он нахмурился и наклонился ко мне.

– Ничего тут нет.

– Ну как же, – пальчиком настойчиво тыкала я в ложку. – Вот же!

Он наклонился еще ближе:

– Да нет здесь ни…

Договорить он не успел, потому что я со всего размаху влила гадкий бульон ему в рот и другой рукой подбородок его запрокинула, чтобы проглотил.

– Ну как? Вкусно? Вкусно? – орала я, размахивая ложкой, пока он откашливался и отплевывался с перекошенным лицом. – Еще хотите?

Если он что-то и хотел, так только меня убить. Мельком взглянув на него, как-то сразу это поняла и ложку в сторону отбросила. Бежать надо мне, бежать быстрее куда-нибудь… А получалось только медленно отползать…

– Вы мне чуть зубы не повыбивали, – прижав ко рту ладонь, прорычал он.

– Сами виноваты! – выкрикнула я, подтягивая к себе подушку. – Не надо было заставлять угрозами! Вы от одной ложки чуть в мир иной не отправились, а я должна была всю тарелку съесть?!

– Вы у меня сейчас всю кастрюлю съедите! – рыкнул декан и бросился ко мне.

С диким визгом вскочила на ноги прямо на кровать и замахнулась единственным оружием – подушкой.

– Вы говорили – вы приличный! – со всего размаху ударила перьевым оружием по его лицу. – Вы говорили – уравновешенный! – второй удар, с другой стороны. – Вы говорили – не сделаете ничего плохого! – третий удар.

Подушку из рук вырвали с шипением:

– Убью лучше!

Как это убьет? Меня?

Умирать я не собиралась. Я еще молода и красива, мне еще жить и жить! И не важно, что василиск так не считает. Пришлось прибегнуть к крайним мерам. Бабушка учила, что шок – лучшее лекарство от ярости.

– Не убивайте, я вас люблю!

С этим отчаянным визгом прямо с кровати прыгнула на василиска, повиснув на его шее, и звонко поцеловала куда попало. Попала в нос. Декан от неожиданности пошатнулся, подушку из рук выпустил, а я еще ногами его обвила, чтобы не упасть. Срам, конечно, в одной рубашке на мужчине висеть, но зато он про убийство и думать забыл. И, кажется, дышать даже перестал.

– Чокнутая! – крикнул он после минутного ступора и начал меня от себя отдирать. – Бешеная!

Я отдиралась от него плохо, потому что держалась крепко. На нем даже рубашка где-то треснула, судя по характерному звуку.

– Ненормальная!

Пусть ненормальная, зато цеплючая. Он, пока пытался меня от себя отцепить, столько слов новых произнес…

Наконец разжал мои руки, схватил за талию, размахнулся и швырнул меня на кровать. Я мягко приземлилась и испуганно замерла, не сводя с него взгляд. Неужели все-таки убьет?

– Да чтоб я еще раз… Да чтоб… – он тяжело дышал и, видимо, слов подходящих и цензурных не находил. Да и выглядел не лучшим образом: на рубашке пятно от бульона, капнувшего с ложки при дегустации, короткий рукав по шву порвался, пара пуговиц тоже отлетела, сам взъерошенный, в красных пятнах. Жуть, короче!

– Ведьма! – зло бросил мне напоследок словно оскорбление и вышел вон, громко хлопнув дверью. А потом еще чем-то там хлопнул. И звякнул. И уронил, кажется, что-то тяжелое.

Я честно попыталась заснуть, но, несмотря на усталость, у меня не получалось. Мало того, что я переживала из-за декана, из-за его реальной угрозы меня убить, из-за того, что я, в конце концов, его обидела. Злость за наказание смешалась с неприятным чувством вины. В голове до сих пор звенел его голос, кричащий «Ведьма!», и от этого было как-то не по себе.