Ее построили на месте недостроенной восьмой высотки. Конечно, она не очень сочеталась с соседними зданиями, но все равно жалко. Советский модернизм, и это она еще скромно выглядела. По сравнению с другими примерами этого стиля. Такие здания…их как будто инопланетяне строили. Заглядеться можно! Советские архитекторы не боялись экспериментировать.

Аня теперь училась на архитектуре и могла часами говорить об этом. Влада не перебивала, ей нравилось слушать. Обычно Аня говорила немного, но уж если начинала говорить, то останавливать ее совсем не хотелось. Она была из тех увлеченных людей, которые умели интересно рассказать о том, что любят.

— Я помню, когда мне было лет семь, мы здесь гуляли с родителями. У входа в гостиницу, за стеклом я видела две странные скульптуры. Первой была голая женщина без рук. У нее на груди было два выдвижных ящика и еще два на животе. И, кажется, еще один был на коленке.

— Скульптура Сальвадора Дали?

— Да, Венера Милосская с ящиками, но я тогда не знала об этом, — улыбнулась Аня. — И эти ящики медленно двигались сами собой. Туда и обратно. Выдвигались и задвигались. Это было так странно и красиво, что я зависла на несколько минут. Дали сделал такую в тридцатых годах, а в гостинице копия стояла.

— А вторая скульптура?

— Рядом стоял слон, — продолжала Аня. — С очень длинными и тонкими ногами-ходулями. У Дали есть такие слоны на нескольких картинах, но я об этом узнала намного позже. Он был небольшой совсем. Примерно с меня ростом. Но сделан очень реалистично. Грубая серая кожа в морщинах и складках. Как у настоящего слона! И вот этот длинноногий слон шевелил хоботом. Медленно поднимал и опускал его. Меня как будто загипнотизировали. Я смотрела на Венеру с ящиками и на этого слона, и не могла оторваться. Обо всем забыла. Родители еле увели меня оттуда. С тех пор, если мы гуляли рядом, я всегда подходила ко входу в «Россию», чтобы еще посмотреть на них. Когда я в пятнадцать лет вернулась в Москву, гостиницу уже разобрали. Интересно, где сейчас эта Венера и слон?

— Вряд ли мы сможем это узнать, — улыбнулась Влада. — Эта тайна исчезла вместе с гостиницей, зато теперь мы знаем, что тебе дарить на день рожденья.

— Так жалко, что ее разобрали, — вздохнула Аня. — Интересно, ее можно было подвинуть? Как те дома в тридцатых годах.

— В смысле подвинуть дома? — не поняла Влада.

— Дома двигали еще в тридцатых годах, чтобы расширить улицы. Например, здание Моссовета. И еще несколько домов. У Барто был стих про дом, который переехал.1

Они еще долго гуляли. Потом Влада ехала домой и много думала. О домах, которые можно просто взять и перенести в другое место. А еще о Диме. Китай-город и огороженный пустырь на месте демонтированной гостиницы напомнил ей именно о нем. А еще о том, что все места, улицы и здания в городе сами по себе ничего не значат. Живыми и настоящими их делают люди и воспоминания, связанные с ними. У Дмитрия — это бар «Сова», где он познакомился с первой женой, которая родила ему двоих детей. У Ани — прогулки с родителями и Венера с ящиками за стеклом. У Влады — день города, разговоры с Димой и безудержное пьяное счастье. У каждого — свое.

Она вышла из метро к автобусной остановке и решила пройти пешком. Снег закончился. В прошлом году в эти дни прошел «ледяной дождь».

— Влада? — кто-то окрикнул ее у следующей остановки. Она остановилась и посмотрела по сторонам. Мужчина в темной шапке. Куртка, сумка через плечо. Не очень высокий. Одного роста с Владой. Он улыбался. Она с трудом узнала в нем Дмитрия. Не то чтобы он сильно изменился за это время. Просто как будто стал на пять лет старше.

— Привет, — улыбнулась она, еще не понимая, радоваться этой встрече или нет.

— Сто лет тебя не видел! — улыбался он. — Как у тебя дела?

— У меня отлично, — ответила Влада. — Учусь вот на первом курсе.

— Информационные технологии?

— Да, бизнес-информатика. Сложно, но мне нравится.

Влада хотела спросить, как у него дела, но было неудобно. Она больше не подслушивала мамины телефонные разговоры, но все же знала, что дела у них с Ирочкой не очень. Настолько, что пару недель назад она вернулась домой к родителям. Дмитрий теперь часто бывал в их районе, но совсем не потому, что хотел вернуть жену. Однажды мама видела его вместе с Гаевской, и та как будто была «в положении» — как сказала потом бабушка.

— Знаешь, я давно хотел тебе кое-что сказать, — чуть тише произнес Дмитрий. Влада испугалась. Она лишь надеялась, что он не станет признаваться ей в любви. — Я видел тебя тогда, больше года назад во дворе.

— Я не понимаю, о чем ты, — ответила Влада.

— Я провожал Гаевскую, а ты шла за нами, — объяснил Дмитрий. — Потом мы с ней целовались у подъезда. Было темно, но я узнал тебя. И ты тоже узнала меня, не отпирайся. Я был уверен, что ты расскажешь все своим, а они передадут Ире. Я даже хотел, чтобы ты проговорилась. До свадьбы. Но ты промолчала.

— Не совсем, — призналась Влада. — Я рассказала об этом маме, а она сказала, что мне все это показалось, и я перепутала тебя с кем-то похожим.

Дмитрий рассказал, что не хотел ту свадьбу, но отказаться и отменить ее — не позволяла совесть. А в Гаевскую он влюбился с первого взгляда, когда они с Ирочкой пришли к ней на день рожденья. Влада помнила, что в тот день помогла ему собрать букет в цветочном для Ирочкиной подруги. Ирисы и тюльпаны. И еще шутила, чтобы он был осторожнее с Гаевской, а то мало ли что

Влада смотрела в спину уходящему Дмитрию и думала, правильно ли она сделала, что ничего не сказала. Он спешил домой, где его ждала Маша. Влада не видела ее со дня свадьбы в прошлом году. Она не знала, радоваться за