открылась дверь в комнату Гепа. Увидела Тею — та уже стояла в коридоре, крошечная темная фигурка на периферии зрения.

Юна ухватилась за ручку и захлопнула дверь прямо перед лицом Питера, оставив мужа одного в спальне. Прошла по коридору, подняла на руки недоумевающую Тею, отнесла в комнату Гепа, заперлась там с ними на ключ.

Питер отсутствовал неделю — ночевал у родителей; привез Ли к ней домой из больницы, пообещал ей все, кроме одного: вернуться. Наблюдал за ней, целенаправленно, шаг за шагом перенаправляя ее любовь к нему на будущих детей. Юна же неделю провела в одурманивающей ярости. Ее опять стало мутить по утрам, хотя токсикоз вроде уже несколько недель как отступил, однако тошнота приносила облегчение: порой удавалось отвлечься и мечтать лишь о том, чтобы желудок утихомирился. Хватило одного вечера без Питера, одного утра без его помощи, без объятия перед уходом, без разговоров, и она уже начала гадать, как же будет выглядеть без него ее будущее. Кто через несколько месяцев пойдет с ней рожать? Кто укачает младенца, когда тот разбудит их в четвертый раз за ночь? Хуже того, ей невыносимо было просыпаться одной в постели, не слыша рядом чужого дыхания, не прижимаясь к чужому телу.

Но пустить Питера обратно — значит объявить, что она осознает, как устроено их будущее, и готова это принять. Как будто она не заслужила ничего лучшего. Всю неделю Юна выдумывала неосуществимые решения, заранее зная, что толку от них никакого, но так хоть удавалось пережить день. Можно прервать беременность. Можно уехать и родить ребенка, отдать на усыновление, потом прокрасться домой, выхватить Тею с Гепом из кроваток, пока Питер спит. Увезти их куда-нибудь подальше.

Она согласна работать в казино в Рино или официанткой в Голуэе, купить участок земли в часе езды от Праги, рядом с деревушкой, из которой когда-то уехали ее бабка с дедом, готова разводить коров. Она станет другим человеком — человеком, который не только не любит своего мужа, но у которого нет мужа, чтобы его любить. Ей еще и тридцати не исполнилось. Не поздно еще начать совершенно новую жизнь.

На восьмое утро она спустилась вниз и обнаружила на кухне Питера — у ног его стоял чемодан. Они с той ночи еще не говорили, хотя автоответчик ее буквально распух от невнятных извинений, признаний в любви и жалоб на жизнь. Вид у мужа был совершенно невнятный — место обычного чувства юмора занял страх столь сильный, что Питер будто усох. Юна представила себе, как сейчас даст ему пощечину и он развеется облаком пыли.

Первым ее побуждением было подойти к нему, пусть держит ее в объятиях, пока она плачет, а потом, вот так вот использовав, выпихнуть его за дверь. Но она ничего этого не сделала.

— Дети пока спят, — сказала она и взяла сумочку со стола. — Я, может, еще вернусь до ужина.

Она дошла до машины, притом что так с утра и не причесалась. Питер следовал за ней и только после того, как она открыла дверцу, взял ее за руку.

— Нам нужно поговорить.

— Это тебе нужно. А мне нет. И не заставишь.

— Речь не о тебе.

— Значит, о наших детях? Надо же, вспомнил об их интересах. Решил, что им нужно еще парочку — нет, тройку братьев-сестричек? Что они будут счастливы с матерью, которая ненавидит их отца?

— Ты любишь меня так же сильно, как и я тебя, — сказал Питер. — Я это увидел у тебя на лице, когда ты вошла в кухню. Если бы не это, все было бы иначе, но ты меня любишь.

И тогда Юна заплакала. Позволила мужу себя обнять. Разлюбив его, она обретет свободу. Вместо того, чтобы направить дуло на Питера, она направила его на себя. Неважно, что она выберет, брак или развод, — дыры в груди все равно не избежать.

— Но я не смогу тебя простить, — сказала она.

— Знаю, — ответил он. — Но, пожалуйста, позволь мне вернуться домой.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Марч попросил Арло и Арти встретиться с ним у склада; он понятия не имел о существовании этого места до нынешнего утра, когда отец рассказал о нем за завтраком: выяснилось, на складе лежат вещи, которые Марч давно считал утраченными. Он очень тронут, что отец сберег его вещи, вывез из дома после его побега два года назад; Марч был убежден, что мать потребовала бы все распродать. С другой стороны, ему стыдно: кому-то пришлось за него разгребать еще одну кучу грязи.

Склад не отапливается и не просушивается, так что один стул приходится выкинуть сразу — на нем от сырости вырос толстый слой плесени. В Нью-Мексико Марч всю мебель купил в «Уолмарте» и успел подзабыть, что предмет способен вызвать из памяти человека. Тяжелая кровать из вишневого дерева напоминает о Вере. Он так и видит ее стоящей, уже без блузки, перед вишневым туалетным столиком с широким овальным зеркалом. Взрыв отвращения к самому себе при мысли о вчерашнем заставляет его принять решение: спальня теперь будет в другой комнате. Как будто, если просыпаться под другим потолком, Вера останется с Гепом, повысив тем самым его шансы по-прежнему просыпаться в Олимпе.

У Арло повреждена рука, как и почему, он не рассказывает, но перемещать может только лампы и нетяжелые коробки, так что более увесистые вещи в кузов закидывают Марч и Арти. Вторая поездка, обнажается второй слой, Марчу делается еще более странно. Дедушкино кресло-качалка, подаренное матерью, когда он вернулся из армии. Столик с медными трубками вместо ножек, согнутыми под острым углом, красивый, но совсем не вяжущийся со всей остальной мебелью: его сделал для Марча Геп, пока учился в художественной школе. Обеденный сервиз, который они с отцом отыскали на гаражной распродаже, когда однажды в середине дня вдвоем отлынивали от работы.

Когда все перевезено, протерто и отчищено, Арти и Арло — у них у обоих куда больше художественного вкуса — начинают расставлять мебель. Бывшая спальня Марча превращается в комнату для собак — они с подозрительным видом следуют за хозяином, когда он тащит их синий коврик в новое помещение. Марч так радуется всем приметам своей былой жизни, что даже не замечает, что Арти и Арло друг с другом почти не разговаривают. А на прямые вопросы Арти следуют отрывистые ответы.

К середине дня все, от тарелок-кастрюлек до кухонных полотенец, разложено по местам, и они выносят упаковку пива на крыльцо, чтобы отпраздновать новоселье. Марч рассказывает про два последних года своей жизни, они рассказывают о том,