нас выработался почти точный часовой механизм, по сигналу которого мы одновременно выходили из дома по направлению к школе. Прямой дороги в Кузайкино от нас не было, а обходной проселок был километра на два длиннее. В любую погоду мы ходили напрямик. Мишка любил повторять в пути, что одна гипотенуза короче двух катетов. В такой формулировке теорема Пифагора ему почему-то больше нравилась. А шагали мы по полю через овраги и речки по совершенному бездорожью. Иногда нашими ногами успевала натаптываться некоторая видимость тропинки, но ближайшая непогода тут же ее начисто ликвидировала.

В школу мы ходили добросовестно, даже в лютые морозы. В 50-е годы зимы были суровые: в рождественские и крещенские праздники температура воздуха надолго опускалась ниже – 40єС. Учителя давали нам наказ не приходить в школу при такой погоде, но руководствоваться

им было очень сложно: ни одного термометра в нашей деревне не было. Утром, покрутив головой на крыльце и вдохнув в себя воздух на пробу, мы, рискуя пропустить уроки, отправлялись в путь. Приблизившись к школе, подходили к висевшему на ее углу термометру. Нередко ртуть в нем останавливалась на отметках – 43 єС – 45 єС и ниже. В таких случаях мы, не заходя в школу и потерев побелевшие щеки, двигались в обратном направлении к родному дому.

Однажды утром, выйдя из дома и шагая полем, я все оглядывался в надежде увидеть догоняющего меня Мишку. Но тщетно. Начались уроки. Я ерзал по парте один – Мишка почему-то не пришел в школу. Помнится, шел уже второй урок. Роза Григорьевна – учительница по литературе с университетским образованием – посвящала нас в очень «злободневные» события XIX века, описанные А.Островским в драме «Гроза».

Мы вслед за учительницей промывали косточки зловредной Кабанихе, ее родному братцу и родному сыну Тихону. Клеймили особым позором сыночка, не достойного пламенной любви Катерины. Мы почти хором восхваляли мученицу Катерину и внутренне гордились ею. И если бы была наша воля и хоть какие-то возможности, мы отговорили бы ее от страшного поступка, повлекшего за собой гибель нашей всеобщей любимицы.

И вдруг в классе произошло ЧП, которого никто не только не ожидал, но и подумать о нем не мог. Зачинщиком его оказался я, если не считать, конечно, Мишку. По воле судьбы или рока я на миг оторвался от эпохи А.Островского и бросил взгляд на улицу. Там я увидел мчавшегося в красочных резных санках Мишку. Он предварительно, видимо, настегал лошадку и зачем-то украсил сбрую разноцветными шелковыми лентами. К Мишкиному юмору я попривык с годами, но тут удержаться не мог. Мгновение – ты прекрасно! На весь класс я выговорил: «Мишка за невестой помчался!». Класс в ту же секунду «взорвался». Все метнулись к окну. Учительница, закрыв лицо руками, стремительной походкой вышла из класса. Почти свадебный Мишка быстро исчез из зоны нашей видимости. Мои одноклассники начали приходить в себя и поняли, что урок сорвался. А я понял и то, что для меня скоро начнется не литературная, а подлинная гроза.

Сказать вслух, да на уроке литературы, что девятиклассник поехал жениться, в 1958 году в деревенской школе означало, быть может, боль-

шее, чем то, как если бы кто-то из нынешних городских школьников сказал на уроке, что одноклассница Клава Распутина беременна.

Я до сих пор удивляюсь, откуда у меня все это взялось. Из каких источников вырвалось наружу? Я был без преувеличения лучшим учеником школы – отличником в каждом классе. Меня любили все учителя, и я отвечал им взаимностью. У меня и в мыслях не было никогда хоть чем-то их обидеть. И вот теперь произошло такое.

В класс вскоре пришел завуч Юрий Иванович – наш кумир и всеобщий любимец. Он был и мужем Розы Григорьевны. Выражая явное недовольство, он обратился ко мне: «Коля, объясни, как ты дошел до этого и как додумался?». Помню, я встал, медленно сутулясь, и боялся поднять глаза на любимого мной педагога и человека. Проглотив комок в горле, я смог произнести только два слова: «Не знаю». Думаю, щадя мое самолюбие, он не стал при всех бранить и «воспитывать» меня, но попросил остаться после уроков. Одноклассники же с одной стороны были довольны моим поведением, а с другой – сочувствовали мне, предвидя педагогический разнос, который предстояло мне заслуженно выдержать впервые.

В конце дня Юрий Иванович пригласил меня в учительскую и тихим своим голосом объявил: «Мы решили снизить тебе отметку по поведению за год и пригласить бабушку на беседу в школу». С этими словами он отпустил меня домой. По дороге я все думал о том, что страшно не само наказание, а томительное ожидание его. Отметка по поведению меня как-то не сильно тревожила, хотя с четверкой по поведению вряд ли можно было тогда поступить даже отличнику в какой-либо вуз. Меня больше озадачивало приглашение бабушки в школу по такому поводу. На родительских собраниях все учителя уважительно к ней относились и благодарили за то усердие, с которым она заботится о нас с сестрой, оставшихся без родителей. (Отец наш погиб на фронте в 1942 году, а мать умерла от непосильной работы в колхозе, когда мне было 10 лет, а сестре – 12). Когда хоронили маму, я мысленно поклялся ничем не доставлять неприятностей бабушке – моей любимой Акулине Ивановне.

И вот теперь у меня возникла проблема. Я хмурым возвратился домой: всю дорогу переживал из-за того, что бабушке предстоит держать ответ за меня. Бабушка заметила мое настроение и спросила, не заболел ли я. Я ответил, что устал: были трудные уроки.

По сей день я благодарен всем своим учителям. Они не привели в

действие ни одно из объявленных мне обещаний. Как настоящие педагоги они понимали проблемы нашего тогдашнего возраста. Учителя великодушно и, думаю, объективно дали мне светлую путевку в жизнь, выдав аттестат зрелости с отличием и золотую медаль за успехи в учебе и примерное поведение. Никто их об этом не просил. Да и просителей у меня не было.

А что же Мишка? На другой день я расспросил его о том, почему он не пришел в школу. Он объяснил, что приболела его мать Вера Артемьевна, и он выпросил у бригадира лошадь, чтобы отвезти ее в Кузайкинскую больницу (в нашей деревне даже фельдшерского пункта не было). Ему дали лошадку и санки, в которых накануне Перфилов Михаил и в самом деле привез невесту из соседнего села Борискина. Ленты, которыми украшали свадебную процессию, в суматохе забыли в санях.