Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К рассвету уже знакомый Лаэллету надсмотрщик предложил потолковать с помощником стойкого командира. А тот пусть посмотрит.
— Он ничего вам не скажет, — безучастно проговорил Лаэллет. — Вы пронзили его насквозь.
— А ну-ка подними голову, — прошипел, приближаясь вплотную, главарь. — Говорят, вы не можете врать. Он мертв? Остался на тропе с другими трупами? Поглядим, как ты блюдешь ваши законы чести. — Схватив эльфа за остриженные волосы, он запрокинул его голову, освещая бледное измученное лицо факелом. — Говори, тонкохруст.
— Остался там, где вы оставили его. Он убит.
Главарь придирчиво разглядывал Лаэллета, приближая пылающий факел к самому его лицу, но не смог узреть ничего подозрительного. Черты эльфа были спокойны, только тень между бровей свидетельствовала о сдерживаемой боли. Заглянув слишком глубоко в чистые, как горные озера, голубые глаза, Бурут ощутил неловкость, и поспешно оттолкнул пленного от себя. Разразился злой бранью, поводя плечами и подергивая ворот своей рубахи.
— Так пытать всех по очереди! Пусть сами поглядят в глаза своему главарю!
Приказ этот преследовал единственную цель — если помощник командира и правда мертв, остается истязать остальных перед Лаэллетом, пока тот не сломается.
— С хромого и начнем, каг Бурут — хищно усмехнулся второй надсмотрщик, поблескивая глазами в свете факела.
Главарь хмурил кустистые брови, свирепо сопел, что-то прикидывая, ходил из стороны в сторону, косо поглядывая на ценного пленника. Осунувшийся, истерзанный, остриженный командир оставался красивым — красоты этой не могли лишить ни погасший свет в глазах, ни ссадины и разбитые губы, ни даже гримаса страданий. Обычно эльфов невозможно ни подкупить, ни запугать, ни силой склонить к предательству — только сломать бесповоротно. Орков завораживала и манила эта загадка и красота, иногда они завидовали ей, но она порождала неотступное желание владеть и подчинять.
При последних словах вновь поникшая голова Лаэллета вскинулась, вспыхнули на мгновение бледные щеки:
— Задача командира — защищать народ! Мы погибнем, но тысячи и десятки тысяч будут жить. Что бы ни сделали вы со всеми нами, их я не предам.
Кривясь от бессильной злобы, Бурут смотрел в это лицо, будто бледно светящееся среди тьмы шатра и красных отблесков факела, и наконец, разразившись новой бранью, отозвал прислужников, готовых бежать за другими пленными. Сомнений не осталось, этот командир сдержит слово. А за бесполезно покалеченный товар не наградят.
«Зато как следует проучил этого», — размышлял Бурут, поглядывая теперь на идущего на веревке Лаэллета. После ночи в шатре тот ко всему прочему сильно припадал на одну ногу. Чтобы впредь не выгораживал хромых. Однако, если не считать облегчения от сорванной злобы, трудились впустую. Исполосованная когтистой плетью спина пленника по-прежнему, пусть и болезненно, пряма, и голову держит высоко.
Бурут остановился на видном месте у противоположного повозке края дороги и приготовился держать речь.
— Мои дорогие друзья и воины, — внезапно заговорил Лаэллет. Голос его звучал слабо и ломко, но эльфы застыли, ловя каждый звук. — Простите за все. Для меня было большой честью знать вас. Когда вернетесь, передайте Миэллин…
— Кончай, слякоть! — рявкнул оторопевший поначалу Бурут. — Тебе не давали слова!
Лаэллет вздрогнул от рывка веревки и, оступившись поврежденной ногой у края обрыва, сорвался вниз. Кто-то из пленников вскрикнул, дернулся, натянув цепь. Все заволокло туманом. Когда Наль очнулся, понял, что сидит на земле, бессильно царапая ее ногтями.
* * *
Главарь банды рвал и метал. Сначала дубоголовые тролли на тропе прибили нескольких лишних изморков, за которых можно было выручить хорошие деньги. Рабов у орков никогда не хватало на всех желающих, а в последние полвека их появление и вовсе сделалось событием. Теперь одного пришлось потерять слишком рано. Он был нужен для давления на свой отряд. От покалеченного, несговорчивого командира, скорее всего, избавились бы позже, но он проявил непростительную дерзость, позволив себе сорвать речь своего, пусть временного, хозяина. От такого ценящий себя орк легко терял самообладание. Оставшихся пленных случившееся желаемым образом сломило, однако теперь они не в состоянии были выслушивать заготовленную главарем внушительную речь. Он носился между повозкой и шатрами, понося на чем свет стоит этих ненавистных упрямых эльфов, их отвратительный скалистый край, собственных воинов, троллей и все мироздание.
Солнце двигалось по небу, вытягивая тени. Эльфы все еще сидели на скале, слишком ослабевшие от горя, чтобы двигаться. Никто не чувствовал ни голода, ни холода, ни жажды. Однако при виде новой суеты в лагере из уст пленников вырвался гневный, горестный вскрик. Бурут возвращался с небольшой свитой, а в руке его трепетало на ветру что-то перевязанное посередине веревкой, местами запачканное кровью, струящееся, платиновое… Способ заставить будущих рабов слушать. Смысл тонкой косички был оркам непонятен, ее отбросили прочь.
Подняв руку с волосами Лаэллета, Бурут разразился торжествующей речью. Он подробно разъяснил, что так будет с каждым, кто дерзнет сопротивляться орочьим порядкам. Похвалил шала, мудро отправившего на Лаэльдрин самую складную банду, возобновившую контакты с троллями, и уже собирался перейти к оглашению тех самых порядков, которым эльфам придется покориться, и тут кто-то из своих бесцеремонно перебил его.
— Тоже хочешь со скалы прыгнуть? — не оборачиваясь, прорычал Бурут.
— Идут… — озадаченно ответил воин.
— Кто еще?..
Главарь повернул голову и замолк.
За поворотом скалы показались землистые, бугрящиеся мышцами туши. Округлые, приплюснутые сверху головы с покатыми лбами, большие круглые глаза без белков в тяжелых массивных глазницах, вытянутые крупные челюсти, торчащие наружу острые нижние зубы. Давешние тролли, разобрав подачку, справедливо решили, что их обманули, и привели с собой еще двоих соплеменников, чтобы получить свою долю. Бурут угрожающе ощерился. Ему снова не дали сделать пленникам внушение. Мало ли какие воодушевляющие напутствия успел наплести им их командир! Лаэллет говорил на нóре, и никто из орков не понял ни слова.
— Прогнать тупоумков! — велел главарь свите.
Шестеро орков миновали повозку и встали поперек дороги.
— Э, вы! Валите восвояси отседова! — выкрикнул один, вынимая из ножен ятаган и направляя его в сторону троллей. Те переглянулись и сделали вперед еще несколько шагов.
— Отседова, я сказал! — повторил первый воин. Его товарищи также выхватили оружие.
Тролли нерешительно остановились и, похоже, с трудом
