— Посмотрим, как понравится тебе та музыка, что звучит сейчас в Испании, — серьезно ответил секретарь.

Затем сообщил, что моя группа будет состоять из одиннадцати человек. Кто эти люди — не сказал, но предупредил, что я несу партийную ответственность за прибытие всех к месту назначения.

— А где же это место назначения?

— Потом тебе будет сообщено, — сказал Ковалев.

Перед самым отъездом он собрал всех нас в одной из комнат «Союза возвращения». К слову сказать, у нас действовал свой метод конспиративных встреч с нужными людьми. Обычно мы приходили в Союз по одному. При входе нас встречал человек и направлял по определенному адресу — то в какое-нибудь дешевое, мало приметное кафе, то в третьеразрядное бистро, помещавшееся где-нибудь в подвальчике. Иногда же мы собирались на частной, но надежной квартире-явке. Провалов не было.

Накануне отъезда в Испанию мы собрались на одной из таких квартир. Среди явившихся для предварительного знакомства друг с другом и инструктажа был также и Алексей Эйснер — энергичный, умный и общительный, честный и скромный человек[6]. Во время гражданской войны мальчиком он уехал с родителями из России, где учился в Петроградском кадетском корпусе. Окончил его в Югославии.

Впоследствии Алеша, как мы все его потом называли, стал адъютантом прославленного командира Двенадцатой интернациональной бригады генерала Лукача.

Эйснер переехал из Югославии в Париж. Не сладко ему здесь жилось. Как и многим другим эмигрантам. На жизнь зарабатывал, как и я, разными случайными работами. В столичном универмаге «Лувр», например, ежедневно мыл и чистил до блеска огромные, в два этажа, витрины. Если владелец магазина находил на стекле маленькое пятнышко, недовольно фыркал, крутил носом, делал Алеше внушение. В одной фирме выполнял раз в неделю тяжелую вечернюю работу уборщицы. Каждую субботу мыл окна в конторе кинофирмы Марселя Паньоля...

Фамилия Эйснера мне была известна еще до этой встречи на явочной квартире, вскоре после моего приезда в Париж, но лично не приходилось встречаться с Алешей. Расскажу коротко, при каких обстоятельствах я узнал о нем.

«Союз возвращения на родину» имел свой печатный орган — журнал «Наш Союз». Ответственным редактором его был французский гражданин Тибо, по происхождению русский. Мне, как члену редколлегии, приходилось читать материалы (журнал выходил на русском языке), которые готовились в номер. Под некоторыми из них часто встречалась фамилия Эйснер. И вот только теперь, на собрании группы, меня познакомил с ним Василий Ковалев.

Секретарь парторганизации рассказал, что это за война, кто с кем воюет, какова задача волонтеров, едущих по зову своей совести и сердца на помощь республиканской Испании. После этого он представил меня собравшимся и сказал, что я отвечаю перед Коммунистической партией Франции за доставку всей группы к месту событий. Он подчеркнул важность соблюдения строжайшей конспирации и дисциплины в группе. Глядя на меня, отчеканивая каждое слово, он сказал:

— Надо все сделать так, чтобы никто не отстал в пути. Упаси бог! Растерять людей, не доехав к месту назначения, — это будет преступлением... И второе. Никто из посторонних не должен знать, что едут русские. Так нужно. Постарайтесь не разглашать...

Вечером следующего дня в точно назначенное время члены моей группы явились на небольшой, сравнительно тихий, почти провинциальный вокзальчик д’Орсэ. Там Ковалев незаметно вручил нам заранее купленные билеты на поезд. На них была обозначена станция одного пограничного города на юге Франции.

На вокзале, рядом с билетной кассой, пестрая реклама. Голубое море играет солнечными бликами. Золотисто-светлая полоса широкого пляжа. Вздымаются ввысь, цвета верблюжьей шерсти, горы со снежными шапками. А внизу — ласкающая глаз зелень апельсиновых и лимонных рощ со спелыми плодами. В важной задумчивости стоят, как цапли, на одной ноге розовые фламинго. В горах виднеются причудливые белые замки. И под этой идиллической картиной зовущая надпись: «Посетите Испанию, край чудесной природы и людей! Отдохните на ее летних и зимних курортах»...

Надпись вызывала невольную улыбку. Несколько устарел сейчас этот плакатик. В краю чудесной природы и ярких красок — ныне звучит гром войны. Грохочут пушки. Льется кровь. Вряд ли теперь стоят спокойно у воды фламинго на одной ноге...

Мы едем в Испанию. Не за экзотикой. Никто из нас еще полностью не представляет себе, какой летний «курорт» нас там ждет. Зато каждый отлично знает одно: он едет сражаться за свободную Испанию, за настоящую жизнь для ее народа...

Началась посадка. Обычная вокзальная суета. Кто-то кого-то ищет, зовет. Кто-то тащит увесистый промасленный сверток, из которого выглядывают пирожки. Кто-то обещает регулярно писать (!). Мы прощаемся с теми, кто пришел нас проводить.

Я беспокоюсь, как бы расчувствовавшиеся и взволнованные члены моей группы и провожающие их друзья не выдали нашей тайны, не нарушили конспирации. Ведь на вокзале может быть много посторонних и нежелательных ушей и глаз... Перехожу от одного едущего волонтера к другому, делаю знаки, шепчу:

— Кончайте, довольно! Занимайте свое место!

Мы разместились в одном вагоне, но в разных купе. Вещей у каждого мало. У меня самого лишь небольшой рюкзак, в котором нехитрый дорожный скарб: пара белья, полотенце, мыло, зубная щетка.

Поезд трогается. Назад медленно уплывают здание вокзала, фонари, мелькают лица немногих провожающих...

Вероятно, у каждого едущего сейчас одна и та же мысль: скоро ли доберемся? Долго ли будем путешествовать? Что там нас ждет впереди? Однако на лицах не вижу и тени уныния или грусти. Наоборот, настроение у ребят бодрое, приподнятое. Его можно объяснить. Люди, пустившиеся в неблизкий и опасный путь, чтобы оказать помощь Испанской республике, очутившейся в беде, рассматривают этот путь в данном случае и как защиту новой России от ее потенциального врага — фашистской Германии, и как наиболее кратчайшую дорогу на родину, которую многие покинули детьми в результате сложившихся обстоятельств, многие по воле своих отцов...

— Так тянет домой, так тянет, что, кажется, пошел бы сейчас по шпалам, — звучат в ушах слова недоучившегося медика-эмигранта из-под Новочеркасска, с которым познакомился в «Союзе возвращения».

— Господин Чебан, вы слыхали что-нибудь о такой болезни, как ностальгия? — спрашивал он меня и задумывался, словно подыскивая слова, чтобы понятнее объяснить ее, будучи уверенным, что я ничего не знаю о ней.

Не дождавшись от меня ответа — я действительно ничего не слыхал о такой болезни, — он грустным, будто надтреснутым голосом говорил дальше:

— Эта болезнь очень опасная. Она ест человека поедом, точит каждый день, как ржавчина железо...