– Может быть, – согласился Энтони. – А может быть, и нет. Не все должно подчиняться нашим желаниям.

Селия с любопытством посмотрела на него.

– Неужели так просто перестать желать?

Увы, Гамильтон слишком хорошо знал ответ на этот вопрос.

– Нет, – мягко произнес он. – Но иногда… утешает мысль, что исполнение желания было невозможно с самого начала.

Она слегка нахмурилась.

– Я не понимаю, как такое возможно.

– Ну. – Он прокашлялся. – Если вы хотите чего-то неосуществимого, это смягчает боль от неудачи. Слишком часто мы сожалеем о том, что могли бы сделать, но не сделали, об упущенной возможности, которая могла бы привести к успеху. Боль вызвана чувством вины, ощущением, что если бы не собственная нерадивость, то цель была бы достигнута. А вот если любые действия безрезультатны, значит, цель в принципе недостижима. – Он поднял руку. – Я хоть что-нибудь объяснил внятно?

Селия вздохнула, но выражение ее лица стало менее встревоженным.

– Да. У вас всегда хорошо получается. И что же вы предлагаете?

Энтони запрокинул голову, рассматривая увитую зеленью арку.

– Если вы чего-то хотите, делайте всё, что в ваших силах, чтобы добиться желаемого. Не оставляйте пространства для сожалений. Но если все-таки потерпите поражение, утешайтесь тем, что это не ваша вина и что вам обязательно представится более удачная возможность.

– А если уже слишком поздно?

Он какое-то время молчал, а затем ответил:

– В таком случае идите рыбачить.

Ее глаза распахнулись от удивления, затем Селия рассмеялась, но тут же осеклась и тревожно огляделась.

– Чем же поможет рыбалка?

– Может, и ничем, – признал Гамильтон, печально улыбнувшись, – но это гораздо приятнее, чем смаковать собственные несчастья.

Энтони видел, что ей снова хочется рассмеяться. Селия прикусила изнутри щеку, чтобы удержаться от смеха, но ее губы все равно растянулись в улыбке. И он с удивлением обнаружил, что доволен собой, доволен тем, что может ее рассмешить.

Но через некоторое время улыбка исчезла, и Селия устремила взгляд на лужайку, где гости играли в шары. На таком расстоянии были почти не слышны смех и ликующие возгласы.

– Моя мать думает, что я в унынии, – внезапно произнесла она. – Полагает, что я все еще горюю по мужу и что мне давно пора перестать скорбеть и вернуться в общество. Все эти игры и развлечения должны поднять мне настроение и отвлечь от горя.

– И как, успешно? – спустя несколько секунд решился спросить Гамильтон.

Селия покачала головой.

– Она ошибается. Дело совсем не в скорби. Я не думаю, что загородный прием – удачное решение. – Селия вздохнула. – Для меня не существует удачного решения. Ощущение такое, будто все, во что я верила, – ложно. Я выходила замуж не ради выгоды, денег или связей, а по любви, и мой выбор оказался ужасен. Я всегда думала, что если выйти замуж по любви, счастье будет вечным. Это такая чудесная история – девушка встречает джентльмена, они безумно влюбляются и до конца своих дней остаются верны друг другу. Но так получается не всегда, правда?

У Гамильтона не было на это ответа, поэтому он промолчал.

Голос Селии стал звучать напряженнее.

– И где же здесь искать виноватых? Если они не счастливы вместе, значит ли это, что они никогда по-настоящему не любили друг друга? Или любили, но любовь быстро угасла? Или, может быть, любви вообще не существует?

– Любовь существует, – сказал Энтони. – Я никогда не видел более влюбленного человека, чем ваш брат.

Она невесело рассмеялась.

– Который из них?

– Вообще-то оба.

– Это верно. – Селия вздохнула. – Хотя они оба далеко не сразу все осознали. Не особенно утешает мысль, что настоящая любовь может находиться прямо перед глазами, а ты об этом даже не догадываешься.

Энтони не решался посмотреть на нее.

– В конце концов они же все поняли.

– Ну да. – Селия взглянула на письмо, которое держала в руке. – Я слишком поторопилась.

– Время от времени мы все слишком спешим.

Она кивнула.

– А иногда спешим недостаточно. Все так ужасно запутано, правда?

Гамильтон криво усмехнулся. Да, иногда он спешил недостаточно.

– Правда.

Селия сунула письмо в карман. Может, действительно пойти порыбачить. Эта мысль едва не заставила ее улыбнуться снова, и от этого ощущения она почувствовала себя лучше. Гамильтон всегда оказывал на нее такое влияние. В спонтанном порыве Селия взяла его за руку.

– Спасибо вам. Вы так добры, что выслушали меня. Надеюсь, я не была излишне мрачной и не испортила вам настроение.

Энтони легонько сжал ее пальцы, его взгляд, казалось, видел ее насквозь, до самых глубин души.

– Как вам такое могло прийти в голову.

Какое-то время Селия молча сидела, поддавшись очарованию момента. Опять это странное ощущение тепла и уюта, возникшее просто потому, что они сидят рядом и разговаривают. Она всегда чувствовала себя с мистером Гамильтоном непринужденно, но на этот раз что-то изменилось…

– Идемте к остальным? – Вопрос вырвал Селию из размышлений. Она кивнула, чувствуя, как в лицо бросился жар. Он помог ей встать и протянул руку.

Селия взяла его за руку, и они зашагали по лужайке к развлекающимся гостям.

Этой ночью Гамильтон долго расхаживал по комнате. Спать он не мог. Внутри его шла настоящая война. Холодная расчетливость требовала не предпринимать действий, достаточно и того, что он уже сделал. Счастье или несчастье Селии – не его забота. Она ему не сестра, не кузина, не любовница, Селия просто знакомая, о которой он очень высокого мнения. Аргументов против вмешательства в ее жизнь было столько, что и не сосчитать, и Энтони давно научился прислушиваться к подобной аргументации.

Но тоже свойственные ему безрассудство и импульсивность так и подмывали приступить хоть к каким-нибудь действиям. Быть ей верным другом? Этого недостаточно, чтобы печаль исчезла из ее взгляда, в особенности та, что появилась после письма Лансборо. Разве джентльмен может быть рядом и бездействовать, если человек, который ему небезразличен, погибает, ужасно страдая? Проблема в том, что к любому его поступку отнесутся с подозрением – просто потому, что это поступок Энтони Гамильтона. Ему вовсе не хочется навлечь на Селию новую волну сплетен или спровоцировать скандал, хотя намерения у него, конечно, самые благородные.

Энтони сцепил руки за спиной, продолжая расхаживать по комнате и будучи не в силах принять какое-нибудь решение. Можно рассказать о письме ее брату. Только это совсем не его дело, да и чем Риз поможет? Или одной из ее невесток? Они обе кажутся весьма разумными дамами и, возможно, придумают, как утешить Селию после того, что наговорил в письме лорд Лансборо. Но он не настолько хорошо знает их, чтобы предать доверие Селии. По этим же причинам нельзя рассказывать о письме и остальным, ведь их он знает еще хуже. Если бы Селия хотела, она сама рассказала бы родственникам. Любые его действия должны быть крайне осторожными как ради ее блага, так и ради собственного.