О, и еще есть мистер Гамильтон. Селия усмехнулась, представив, как Энтони Гамильтон, холодный, изысканный повеса, способный заполучить любую женщину, лишь щелкнув пальцами, пишет подобное письмо не кому-нибудь, а именно ей!

Но вечером на подушке обнаружилось еще одно послание, а утром на подносе – третье. Теперь, обуреваемая неподдельным любопытством, Селия убрала письма в свое бюро, как только горничная вышла. Такие примитивные, банальные, в них нет ничего остроумного. Они раздражали ее почти так же сильно, как и льстили.

«Дорогой сэр.

Я с большим изумлением прочитала ваши послания. Ничего удивительного, что вы не указали своего имени – это ни к чему, если вкладывать в послания столь мало усердия. Любой стихотворный томик содержит подобные сентиментальности. Если мне захочется почитать стихи, я просто спущусь в библиотеку. Поскольку вы не можете сказать мне ничего оригинального, анонимно или нет, прошу, избавьте нас обоих от необходимости переписываться. С. Б».

Энтони обнаружил это письмо на широком кухонном столе, когда поздно вечером спустился туда. «Тому, кто пишет леди Б.», было указано на конверте. На мгновение он замер и осторожно осмотрелся, проверяя, не притаился ли кто в темном углу. Но кухня оказалась пустой, поэтому Энтони взял послание. В кармане его халата лежало еще одно письмо, но он не стал класть его на стол, как делал раньше. Его снедало любопытство: доброжелателен ли ответ Селии? Энтони целых два дня украдкой наблюдал за ней, пытаясь понять, изменилось ли хоть что-нибудь в ее поведении. Казалось, Селия чуть больше интересовалась происходящим, но причиной могло являться все, что угодно. Она могла вообще не получить ни единого послания, хотя Гамильтон дерзнул оставить одно послание прямо на ее подушке.

Он отнес письмо Селии к себе в комнату, чтобы не задерживаться на кухне лишнюю минуту. Закрыл дверь на ключ и вскрыл письмо. Язвительное послание заставило его довольно улыбнуться.

Вот теперь это та Селия, которую он помнит. Улыбка увяла. Что делать дальше? Может быть, достаточно уже того, что он заставил ее встрепенуться? Возможно, он уже добился желаемого и самое время прекратить?

А может быть, не стоит игнорировать брошенный вызов. Энтони уже достал чистый лист бумаги. Он немного подумал, сел за стол и взял перо.

«Дорогая мадам.

Простите мне отсутствие природного ума. Та же нерешительность, что заставила меня утаить имя, заставляет также укрываться за чужими словами, которые сам я произнести не дерзну. Знайте, однако, что чувства (пусть выражены они не моими словами) принадлежат лишь мне. Повяжите утром в волосы желтую ленту, и я пойму, что мои чувства, как и слова, вам нежеланны.

Ваш преданный слуга»

– Сегодня персиковое платье, Агнес. – Селия постучала последним письмом своего таинственного собеседника по краю бюро. Она вообще не ожидала ответа, но вот он – перед ней. Собеседник признает свое полное поражение. Тем лучше, подумала она, подошла к туалетному столику и начала копаться в ящике в поисках желтой ленты.

Этим утром Селия отправилась в город с Джейн, девочками Трокмортон и несколькими джентльменами. День снова был солнечный, хотя дул прохладный, резкий ветер. Какое-то время Селия шла рядом с Джейн, но в конце концов она отстала, после чего к ней подошел мистер Чилдресс. Он был очень обаятелен и остроумен, но Селия не могла отделаться от ощущения некоторого дискомфорта, и только вернувшись к себе в комнату, чтобы переодеться к обеду, поняла, в чем причина. Мистер Чилдресс очень напоминал ей Берти.

Вероятно, это несправедливо по отношению к бедолаге, подумала Селия. Вполне вероятно, что во всех прочих смыслах он вовсе не похож на Берти. Но мистер Чилдресс обращает на нее чрезвычайно много внимания и слишком откровенно прислушивается к каждому ее слову. Его обаяние и остроумие выглядят какими-то искусственными, в них нет естественности и непринужденности. Он открыто льстит ей и делает все возможное, пытаясь очаровать, а это Селии не нравится. Именно так Берти завоевал ее сердце несколько лет назад. Наверное, меня сочтут помешанной, умываясь, думала Селия, и ее губы изогнулись в кривой усмешке. Разве можно испытывать отвращение к джентльмену, уделяющему тебе столько внимания? Вне всякого сомнения, большинство женщин пришли бы в восторг, если бы привлекательный любимец общества вроде мистера Чилдресса так преданно ухаживал бы за ними. Интересно, не он ли писал эти глупые послания; они вполне ему соответствуют. Но мистер Чилдресс наверняка подписался бы своим полным именем, не оставляя сомнений относительно своих намерений.

Вспомнив о письмах, Селия потянулась к волосам, чтобы снять желтую ленту, которую повязала утром. Может быть, такое усиленное внимание мистера Чилдресса было попыткой преодолеть разочарование, вызванное наличием ленты? Но ленты в волосах не было. Селия осмотрелась по сторонам, хмурясь на свое отражение в зеркале. Лента пропала.

Должно быть, она развязалась во время прогулки. По дороге домой ветер дул особенно сильно. Впрочем, неважно. Селия оделась к обеду и присоединилась к остальным, чувствуя себя намного увереннее и спокойнее. Право же, странно, ведь она всего лишь кого-то отвергла, но это казалось ей очень важным. Вместо того чтобы восторгаться банальной лестью и глупыми поступками, она дала им адекватную оценку и не подпала под их воздействие. Тем вечером обед доставил Селии большее удовольствие, чем обычно, в особенности потому, что мама посадила ее рядом с лордом Сноуденом, а не с мистером Чилдрессом. По крайней мере, лорд Сноуден не притворяется, хотя он довольно скучен.

Она очень удивилась, обнаружив на своем подносе с завтраком еще одно сложенное письмо. «Пожалуй, стоит начать завтракать внизу», – пробормотала Селия себе под нос, вскрывая послание. Она уже была готова бросить его в лицо мистеру Чилдрессу и прямо сказать ему, что не…

«Дорогая мадам,

Невозможно выразить словами то облегчение, которое я испытал, не увидев у вас в волосах желтой ленты. После столь жалкого начала было бы довольно справедливо, если бы я получил от вас сразу дюжину желтых лент. Я всю ночь не спал, опасаясь появления ленты даже цвета слоновой кости. При свете дня я с тревогой высматривал ее, едва осмеливаясь верить увиденному. И теперь могу лишь надеяться и молиться, что отсутствием этой ленты вы великодушно подарили мне второй шанс, точнее, еще одну возможность моему перу прошептать все те слова, не знающие ни языка, ни голоса. Порицая мою робость, вы отперли тайник моего сердца, и мысли и надежды, когда-то в нем заточенные, взбунтовались так яростно, что больше я их сдерживать не могу.

Если вы знаете, каково иметь в душе закупоренные чувства и томления, то должны понять, какую радость я испытываю, позволяя им вырваться на свободу и лететь к вам, пусть даже они ничтожны и робки. Они будут порхать над вами, всего лишь слабые шепотки восхищения, преданности и надежды.

Вечно преданный вам слуга»

Дочитав письмо до конца, Селия замерла. Это уже не скучная ода ее глазам, как первые письма. На этот раз она не стала сжигать послание, а положила его на стол и задумчиво рассматривала, пока одевалась. Чем объяснить такую перемену?