— Нет, не звонила!

— Я пацанов по тревоге поднял, ты об этом знала. Кирюша сказал, что ты звонила ему и рассказала об этом.

— Не звонила я ему!

— Он сказал, что звонила!

— Откуда я могла ему звонить? Отсюда? — Ульяна кивком указала на стационарный телефон. — Или с мобильника!

Ерема купил ей телефон самой последней модели. Трубка свободно умещалась в руке, весила не более килограмма, и ее можно было носить в обычной дамской сумочке. Кучу денег отдал, все для Ульяны, ничего не жалко. А она отплатила ему черной неблагодарностью. Обидно, до боли обидно.

— Не знаю, откуда ты звонила.

— А ты выясни!

Ерема кивнул. А ведь он выяснит. И стационарный телефон пробьет, и мобильный. И телефон ее родителей можно «прощупать», это не сложно, если задаться целью.

— Я ни в чем перед тобой не виновата!

— Ни в чем?

— Только в том, что поставила на тебя!

— В чем поставила?

— В жизни!.. Я женщина, и мне нужна твердая почва под ногами. Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше… И я искала!.. И не только с тобой.

— Кирюша, Олежа…

— Может быть. Но я выбрала тебя. Я сделала свой выбор. Просто я подумала, что тебя могут облапошить. С твоей долей.

— Кто может меня облапошить?

— Твои же друзья!.. Вдруг с тобой что-то случится, и я останусь ни с чем?… Да, меня это пугает! Да, я не хочу жить в нищете! А Кирюша экономист, он может все просчитать… С тобой действительно может что-то случиться. Твоя доля разойдется по твоим друзьям. И тогда твоя жена останется ни с чем.

— И это тебя пугает? — пожал плечами Ерема.

С одной стороны, Ульяну можно понять. Тем более что с этой же стороны их желания совпадают, он тоже за безбедное существование в будущем. Но с другой — именно страх перед нищетой и смертью толкает людей на предательство.

— Да, меня это пугает!.. Но я не звонила Кирюше! И ничего ему не говорила!

— Значит, он соврал, — пожал плечами Ерема.

— А ты не знаешь зачем? — усмехнулась Ульяна.

— Зачем? — он внимательно посмотрел на нее.

— А затем, что он хочет вернуть меня.

— Но ты его бросила. Из-за меня?

— Не льсти себе. Я бросила его из-за наркотиков. Я подозревала, что Кирюша занимается чем-то нехорошим. В универе учился, что-то продавал, к нему подходили, спрашивали. И я спросила. Он сказал, что видеокассетами торгует. У него действительно всегда были видеокассеты.

— Возможно, он и наркоту в кассетах держал.

— Не знаю, может быть. Не хочу говорить о вчерашнем дне, — мотнула головой Ульяна.

— Увы, но Кирюша все еще сегодняшний день. Пока его не найдем. Тогда и отправим его во вчерашний день, — усмехнулся Ерема.

— Что ты с ним сделаешь?

— А что тебе не жалко? Можем отрезать ему сверху, а можем и снизу.

— Это как?

— Шучу! Я не садист. И терпеть не могу насилие. Поэтому мы просто его убьем.

— Он это заслужил? — задумалась Ульяна.

— Ну, если он смог стравить нас.

— Смог! — кивнула она.

Положив-таки пистолет на стол, она повернулась к Ереме спиной и скрылась в комнате. А он остался на кухне.

Если Ульяна ушла собирать вещи, значит, она все-таки чувствует за собой вину. Значит, не все с ней чисто. Что ж, скатертью дорога…

Но шло время, а Ульяна не появлялась. Не слышно ее было, не видно. А вскоре и свет в комнате погас. Ерема не торопился, выпил, покурил, принял душ. И еще накатил. А после перекура уже вошел в комнату. Ульяна лежала на диване под одеялом, свет выключен, за окнами давно уже ночь, и не понятно, спит она или ждет. Его…

Он разделся, лег, и Ульяна пришла в движение. Она всего лишь поцеловала его в губы. Отвечал он неохотно, но Ульяна настаивала, в конце концов, смогла воспламенить его и превратить в сгусток взрывной энергии. И заставить поверить в то, что предательства не было…

И все же Ульяна могла быть засланным казачком, Ерема думал об этом все утро. Работа закрутила, сомнения улеглись, а вскоре и вовсе схлынули. А к вечеру поступила информация от Костяхи. Менты поверили Мамеду, отправили к месту захоронения людей с лопатами, выкопали трупы Флажка и Студня.

— Точно, Мишка с Димой, — вздохнул Костяха. — Своими глазами видел.

— Что Мамед? — угрюмо спросил Ерема.

— Да все как договорились, на дружков своих все валит.

— А где дружки?

— Не говорит.

Мамед и не знал, куда дели Когтя, Савана и Каху. Для ментов они скрылись из столицы, опасаясь расплаты за содеянное. Но Мамед знал, что этих троих приговорили, он мог поделиться своими подозрениями. А Когтя, Савана и Кахи действительно нет в живых. Как бы менты не подняли волну.

— Ладно, не впервой. Главное, что пацанов нормально сможем похоронить.

— А с их долей что делать? — спросил Вахлам.

— Это сейчас так важно? — удивленно глянул на него Ерема.

— Да я не говорю, что нужно сейчас решать, — замялся пацан. — Но, вообще, решать нужно.

— Доли, по справедливости, родным отдать надо.

— Не понял! — нахмурился Вахлам.

— Но устав есть устав…

— Да, но по уставу акции можно поделить между собой…

— Акции поделим, — кивнул Ерема. — Поровну!

— Как это поровну? — не согласился Вахлам.

— Очень просто, берем пирог и равными долями делим на всех.

— Как это на всех? У меня доля пятнадцать процентов, а у Ништяка и трех не наберется.

— А у меня почти сорок. Мне что, полагается две акции из пяти? — с усмешкой сказал Ерема. — Ты на это согласен?

— Ну-у… — замялся Вахлам.

— Делим поровну! И собираем собрание. Устав нужно менять. Продавать долю нельзя, но можно передавать по наследству.

— Да, но устав еще не отменили. А там делится в зависимости от размера имеющейся доли, — качнул головой Вахлам.

— Делим поровну! — Ерема резко глянул на него.

Он, конечно, и рад был поделить акции так, как предлагал Вахлам, но решение принято, и отменять его он не станет. А если Вахлам не согласен, пусть поговорит с тем же Ништяком. Паню пусть спросит, Резвого, Бычка. Пацаны вчера рисковали своими жизнями на равных со всеми, как можно их после этого обделить?…

Решение приняли, но саму дележку отложили до лучших времен. Нужно было решить с ментами, организовать похороны, а на следующий день дали о себе знать кавказцы. Подъехал человек, забил «стрелку» в Измайловском парке, Ерема отказываться не стал.

Каспий ждал его на берегу пруда, по которому плавали лодки с отдыхающими. Неподалеку работало летнее кафе, пахло шашлыками. Все говорило о том,