м оно датируется 950 г. до н. э. и было построено из глинобитного кирпича на каменном фундаменте, а его крыша была соломенной. Это был мавзолей великого воина, которого нашли завернутым в льняной плащ, фрагменты которого сохранились до наших дней, вместе с железным мечом и копьем, а в мир иной его сопровождали три лошади. В здании была похоронена женщина, а также золотые украшения и булавки из бронзы и железа.22

Эвбейцы не направили все свои усилия на Искью. Их целью было превратить Халкис и Эретрию в промежуточные пункты между торговыми сетями западного и восточного Средиземноморья. Уже в конце XI века керамика попала в Лефканди с сирийского побережья; связи с Сирией укрепились после создания торгового пункта в Аль-Мине около 825 года до н.э. Это место было раскопано перед Второй мировой войной сэром Леонардом Вулли, который наглядно продемонстрировал его важность как центра торговли и промышленности, смотрящего во все стороны компаса - к процветающей империи ассирийцев на востоке, вниз по побережью к Тиру и Сидону, а также через открытое море к землям Явана, "Ионии", греков.23 Еще более тесными были связи с Кипром, который давал доступ к городам Сирии, южной Анатолии и дельте Нила. Это было место, где встречались все культуры морского побережья; финикийская колония в Китионе достаточно комфортно сосуществовала с греческими поселенцами и купцами. В Эвбее были найдены бронзовая булавочная головка с Кипра, а также изделия из золота, фаянса, янтаря и горного хрусталя из Египта или Леванта24.24 Фрагменты тонкой ткани в могиле воина в Лефканди свидетельствуют о том, что высококачественный текстиль был еще одной достопримечательностью; репутация сирийского побережья как источника тканей и красителей привлекала греческие взоры в сторону Леванта. Все это превратило Эвбею в наиболее процветающую часть греческого мира в IX веке, не считая частично эллинизированного Кипра. Менее ясно, кто привозил эти товары в Эвбею. Бум здесь начался еще до того, как халкидские и эретрийские мореходы основали свое поселение на Искье, в восьмом веке. Вероятно, купцы, прибывшие с Кипра и Леванта, были вовсе не греками, а финикийцами, и это объясняет знание финикийских торговцев и их острых приемов самыми ранними греческими поэтами.

Другая загадка заключается в том, что эвбейцы могли получить в обмен на товары, которые они приобретали на Кипре и в Леванте. Открывая пути на запад, они получали доступ к поставкам металлов, таких как медь и железо, поскольку местные ресурсы, очевидно, стали недостаточными для удовлетворения растущего спроса эвбейцев на восточные товары. Однако в основном они выполняли свои обязательства с помощью предметов, не оставляющих четких следов в почве: мешков с зерном, амфор, наполненных вином и маслом, закупоренных кувшинов с благовониями. Когда их керамика достигала таких далеких мест, как Израильское царство или Киликия в южной Анатолии, она вполне могла цениться за дизайн, но важнее всего было ее содержимое. А затем, когда эта торговля стала регулярной, напряжение, связанное с оплатой все более и более восточных предметов роскоши, стимулировало дальнейшие поиски металлов и других товаров, которые можно было использовать в качестве оплаты; это привело эвбейцев к водам Тирренского моря. Были прямые или косвенные контакты с Сардинией, о чем свидетельствуют находки керамики эвбейского происхождения или, по крайней мере, в эвбейском стиле. Еще лучше были железные ресурсы берегов и внутренних районов Тосканы - региона процветающих деревень, которые вот-вот должны были превратиться в богатую городскую культуру этрусков. Так, постепенно, эвбейцы начали контактировать с землями, окружающими Тирренское море, сначала через финикийских посредников, а затем и на собственных кораблях.

Эвбейцы выбрали Искью и назвали ее Питекоусаи, "место обезьян". Одной из достопримечательностей острова были виноградники, а другой - его безопасное расположение в море. Это была точка, из которой эвбейские торговцы могли отправиться на поиски продуктов южной и центральной Италии и итальянских островов.25 Между 750 и 700 гг. до н. э. на месте, известном сейчас как Лакко Амено, существовала процветающая торговая и промышленная база, и две необычные находки здесь освещают связи между этим далеким поселением и греческим миром. Одна из них - чашка для питья, изготовленная на Родосе и положенная в могилу мальчика, который умер, когда ему было всего около десяти лет. После изготовления чашка была украшена легкомысленной надписью:

У Нестора была прекрасная чаша для питья, но всякий, кто выпьет из этой чаши, вскоре воспылает желанием к прекрасной коронованной Афродите.26

Чаша Нестора, как повествует Одиссея, была сделана из золота, но вино, налитое в нее, приобрело силу, которой не могло наделить одно лишь золото.27 В этой надписи есть много поразительных особенностей. Она написана на том варианте греческого алфавита, который предпочитали жители Халкиса, что говорит о том, что надпись не была сделана вместе с чашей на Родосе, а добавлена эвбейскими греками, которые научились алфавиту у финикийцев, приезжавших в Эвбею. Именно эвбейцы перенесли алфавит на запад, к народам Италии, и поэтому именно их версия (а не аттическая, которая восторжествовала в греческом мире) дала начало этрусскому и, как следствие, римскому алфавиту. Эти гекзаметрические строки - единственные стихи VIII века, дошедшие до нас вне гомеровского канона. Упоминание Нестора в них служит еще одним доказательством центральной роли Троянской войны в жизни и мышлении архаичных греков. Связь с Родосом, напрямую или через Халкис и Эретрию, подтверждается находкой на Искье большого количества aryballoi, маленьких парфюмерных кувшинов родосского производства, выброшенных на кладбище после опорожнения во время погребальных обрядов.

Вторая замечательная находка из Лакко Амено - неглубокая ваза или кратер, на ободе которой изображено кораблекрушение. Это тоже первый предмет такого типа, первая фигурная нарративная роспись, сохранившаяся с итальянского участка; она была изготовлена на месте. Корабль, похожий на те, что позже изображались на коринфской керамике, опрокинулся, и его моряки находятся в море, спасаясь, но один из них утонул, а другого вот-вот проглотит огромная рыба. Поскольку на другом изображении хорошо упитанная рыба стоит прямо на хвосте, похоже, что она не спаслась. Здесь нет ничего, что можно было бы узнать в "Одиссее" или других историях о вернувшихся героях; это может быть местная и очень знакомая история о реальных людях, которые ушли в море и не вернулись. Другие свидетельства из могил также говорят о важности морских перевозок для жителей Питекуссая. Некоторые вазы пришли на юг из Этрурии, в простом черном стиле, известном как bucchero; именно их форма, а не декор, придавала им элегантность. Связи с востоком были особенно оживленными; около трети могил, датируемых третьей четвертью VIII века, содержали