сказались последствия соблазна, возмущённая дама выгнала с негодованием вон… не родственника, как бы следовало, а Розалию. Брошенная своим соблазнителем, она родила, сунула ребёнка в воспитательный дом и стала опускаться со ступеньки на ступеньку, покуда наконец не очутилась в притоне около Сенной.

Анатолий Федорович Кони (Илья Репин, 1898)

А молодой человек между тем, побывав на родине, в провинции, переселился в Петербург и вступил в общую колею деловой и умственной жизни. И вот в один прекрасный день судьба послала ему быть присяжным в окружном суде, и в несчастной проститутке, обвиняемой в краже, он узнал жертву своей молодой и эгоистической страсти. Можно себе представить, что пережил он, прежде чем решиться пожертвовать ей во искупление своего греха всем: свободой, именем и, быть может, каким-либо другим глубоким чувством. Вот почему так настойчиво требовал он осуществления того своего права, которое великий германский философ <Гегель. – Авт.> называет правом на наказание…»

По понятным причинам Кони не называл нам имени его посетителя. Неизвестно, раскрыл ли он его Толстому: в именном указателе к 90‑томному собранию сочинений она не упомянута. Кто же этот человек?

Развязка

Ключ к загадке содержится в предисловии «Как я стал адвокатом» к сборнику заметок Николая Платоновича Карабчевского «Около правосудия», опубликованному в начале ХХ в. Знаменитый адвокат подробно описал, как только что был принят в сословие помощником присяжного поверенного и готовился к своему первому делу. Его соседом по меблированным комнатам оказался молодой человек «хорошей фамилии», которого Карабчевский называет Т‑ский:

«В то время, к которому относятся мои воспоминания, Т‑ский как раз и переживал то особое душевное состояние, которое привело его к такому решительному шагу. Он только что отбыл в качестве присяжного заседателя свою сессию, закончившуюся, ко всеобщему скандалу, тем, что он официально через прокурора сделал предложение о вступлении с ним в брак шестнадцатилетней девушке-проститутке чухонского происхождения, осуждённой за кражу составом присяжных заседателей, в числе которых был и он. Он выхлопотал разрешение и посещал её в тюрьме. В отличие от Нехлюдова, девушки этой он никогда ранее не знавал, и в этой черте и усматривал философски-общественное значение своего поступка. Подобно Нехлюдову, он на проститутке не женился и, кажется, не потому, чтобы от этого уклонилась сама осуждённая. Впоследствии Т‑ский уехал в деревню, где и женился на равной себе по общественному положению соседке по имению и вскоре как-то неожиданно умер от бурных приступов совершенно не понятой врачами мозговой болезни».

Мы на «развилке»: либо Т‑ский не поделился с соседом истинной причиной своего решения (что вполне вероятно, учитывая его несколько замкнутую натуру; он и Кони не открылся), либо история, рассказанная Розалией надзирательнице, относится к числу довольно типичных для девушек соответствующего ремесла выдумок о первой любви и соблазнителе «из благородных» (вспомним Настю из горьковской пьесы «На дне»). Вряд ли мы когда-либо точно узна́ем, как было на самом деле. В любом случае, среди дам соответствующего поведения в столице было много эстонок (это вообще было время «землячеств; так, в Москве и Петербурге практически все половые в дорогих трактирах были уроженцами Ярославской губернии, в Петербурге строили бригады костромичей, в Москве татары собирали утиль и т. д.); настолько, что существовал целый приют при Яановской лютеранской церкви, недалеко от острова Новая Голландия.

Карабчевский даёт нам в руки ключ к разгадке тайны имени прототипа Дмитрия Нехлюдова: он называет часть фамилии (в его сборнике он указывает настоящие, а не выдуманные начало и окончание), упоминает о том, что сосед окончил «года два назад курс в Александровском лицее». Год поступления Карабчевского в адвокатуру нам известен – 1874-й. Мы находим имя прототипа Нехлюдова в юбилейном, 30‑м выпуске Лицея 1869 г. Это Иван Фёдорович Трушинский.

Не так давно работники музея Царскосельского лицея обнаружили дневник Ивана Сергеевича Денисьева, выпускника 1866 г., где, между прочим, говорится о Трушинском: «…высокого роста, несколько комичный с внешней стороны и по манерам… <он> впоследствии отстал от нашего курса, покидал Лицей, потом снова был принят туда и кончил курс в 1869 г. в составе ХХХ курса. Это тот самый Трушинский, ныне покойный, который хотел жениться на арестантке, осуждённой присяжными заседателями, в числе которых находился и он. История о намерении Трушинского жениться на падшей девушке, сидевшей по приговору суда в тюрьме, подробно и талантливо описана А. Ф. Кони в сентябрьской книжке приложения к журналу «Нива» за 1908 г. Эта же история послужила графу Льву Толстому канвою, хотя и в очень изменённом виде, для его «Воскресения».

Значит, умер во цвете лет от «непонятой врачами мозговой болезни»… А Дмитрию Нехлюдову предстояла ещё долгая жизнь. В каком-то смысле вечная.

17. Карты, выстрел, два суда

Суд над Джеком Макколом, убившим легендарного Уильяма Дикого Билла Хикока, Территория Дакота, 1876 г.

Восторгаясь (обычно после просмотра фильма-другого) изощрённостью американского правосудия, мы часто забываем о том, что его юные годы были небезупречны. Однако кто из нас в юности не бывал горяч и чересчур тороплив? Вот и с правосудием – похожая история…

Мёртвый лес в Чёрных горах

2 августа 1876 г. Дикий Билл Хикок вынужден был сделать то, чего не делал никогда, – сесть спиной к двери салуна, находившегося на самой оживлённой улице посёлка Дедвуд. В его оправдание (крайне сомнительное ввиду дальнейшего развития событий) можно заметить, что это было единственное свободное место для участия в карточной игре, а нашему герою очень хотелось сыграть в покер. Через несколько минут в салун зашёл Джек Маккол. Стараясь не привлекать внимания, он небрежной походкой завсегдатая приблизился к игровому столу и расположился за спиной у Дикого Билла. Дав соперникам возможность сыграть ещё несколько раздач, с криком «Вот тебе!» он выстрелил Биллу в затылок. Тот беззвучно повалился на стол. Комбинация пары тузов и пары восьмёрок, его последние в жизни карты, с тех пор известны у игроков в покер как «рука мертвеца».

Вообще-то земли, именуемые Чёрными горами, на которых за пару лет до описываемых событий возник Дедвуд (Dead Wood – «Мёртвый лес»), принадлежали племени Лакота, входившему в индейский племенной союз сиу. Это торжественно подтверждалось договором, подписанным в 1868 г. в форте Ларами не кем-нибудь, а самим легендарным генералом Уильямом Текумсе Шерманом, героем Гражданской войны. В 1874 г. полковник Джордж Кастер, знаменитый принуждением к капитуляции командующего армией Юга генерала Ли в 1865 г. и безжалостным уничтожением селения мирных индейцев‑шайеннов в 1868 г., провёл так называемую топографическую экспедицию в Чёрные горы и обнаружил там золото.