на улицу. Малышка шмыгала носом, испуганно жалась к нему. Сердце непривычно щемило. Прибыли санитары из морга, забрали тело. Криминалисты постояли, покурили – особой работы им не нашлось, все ясно. Горин успокаивал малышку: мол, мама скоро вернется, а может, и папа… Он понятия не имел, как обращаться с детьми. Но не мог бросить это крохотное существо с большими глазами. Вышли оперативники, уехали. Кира Латышева, прежде чем сесть в машину, смерила его странным взглядом. Когда прибежали две «тетечки» из горисполкома, они уже почти подружились. Девчонка что-то лопотала, делилась надеждами, что мама скоро приедет и купит ей кулек конфет. А дядя пусть в гости к ним приходит, он вроде бы хороший. Прибывшие дамы с ребенком не сюсюкали, посадили в машину.

– Куда вы ее? – спросил Павел.

– Как обычно, – равнодушно ответствовала барышня, – в детский приемник на Луначарского. Посидит недельку, потом отправим в детдом – если место освободится…

День выдался насыщенным – и ни одной положительной эмоции. Впрочем, одна нашлась: убийцы возле дома не бродили. Видимо, потеряли интерес к приезжему оперу. Он с головой погружался в местное болото, становился таким же, как все… В шкафу осталось полбутылки водки, не устоял перед соблазном, выпил полстакана, закусил хлебом с луком. Дальше не пошло, утром на работу. Завалился в кровать, таращился в ускользающий потолок, не заметил, как уснул…

Разбудил стук в дверь, очнулся, скинул ноги на пол. Сон еще не расслабил, голова оставалась на месте. На тумбочке горел торшер под дырявым абажуром, разбрасывал по комнате мглистый свет. Стук повторился – не требовательный, но и не робкий. Кто-то явно знал, что хозяин дома. Павел оттянул затвор и на цыпочках отправился в прихожую. За дверью было тихо. Он распахнул ее, сжимая рукоятку пистолета, машинально ушел с линии огня. Не любил он спрашивать, кто там, – словно трус какой-то…

– Но-но, давай без пальбы, – проворчала Кира. – Я сюда не стреляться пришла.

Женский силуэт едва очерчивался в полумгле. Она стояла, напряженная, правая рука полусогнута. Уже соскучилась? Впрочем, дома Кира побывала, сменила старенький пиджак на замшевый жакет. Чистые волосы были распущены, в глазах мерцали отблески света из прихожей. Пришла одна – на всякий случай он убедился в этом, высунувшись за порог.

– Хозяин дома? Гармонь готова? – Гостья как-то неестественно засмеялась. – Так и будем здесь стоять? В дом впустишь, Горин?

– Какими судьбами, Кира Сергеевна? Ну, что ж, заходите. – Он посторонился, спрятал ствол за пояс штанов. – Пришли с обыском? Не замышляю ли чего преступного? Вы опоздали, мы с главарями уже составили план по дальнейшему введению в заблуждение правоохранительных органов…

– Заткнись уж.

Женщина осторожно вошла в квартиру, поводя носом. Горин запер за ней дверь. Становилось интересно. Цель прибытия явно не была связана с репрессивными действиями.

– До утра не могли подождать? – Вопрос был глупый, но другого в голову не пришло.

– Утро нескоро… Выпиваем, Павел Андреевич?

– Есть грех, Кира Сергеевна. Чем больше пьем, тем лучше сон, знаете ли.

– Да, конечно… – Кира неторопливо обошла комнату, разглядывая предметы обстановки. – А вы неплохо устроились, полный пансион, так сказать… – с усмешкой оценила она остатки водки в бутылке, приподняла перевернутую миску – под ней лежала краюха хлеба и половина луковицы, – понимающе кивнула. Разносолами в доме не пахло. Женщина осторожно прикрыла натюрморт миской – словно там была не луковица, а граната – подняла голову, смерила квартиранта долгим взглядом: – Бестолковый вы сегодня, Павел Андреевич. Мне самой к вам подойти или догадаетесь? – В голосе что-то хрустнуло, сломалось.

Он подошел. Женщина смотрела на него не отрываясь. И вдруг шумно выдохнула, подалась навстречу, впилась губами в его приоткрытый от удивления рот. Дрожь охватила, голова закружилась. Не ожидал такого поворота. Кира Латышева едва ли ассоциировалась с женщиной. И вдруг дошло с потрясающей ясностью: а ведь еще какая женщина! Аж ноги подкосились. Атака была внезапной, напористой. Он обнял ее за плечи, притянул к себе. Прерывистая боль зашлась в голове – словно швейная машинка строчила. Но это была не та боль, чтобы все бросить и бежать. Страсть обожгла. Почему? Словно в спину нанесли предательский удар – он совсем недавно похоронил девушку, такого делать нельзя… Но голова уже не работала.

– Руки вверх, коллега! – приказала Кира, а когда он это сделал, она ловким движением стащила с него майку, сбросила подтяжки.

Ее пальцы срывались, расстегивая замшевый жакет. Оба глупо смеялись: у него пистолет за поясом, и у нее пистолет за поясом… Оружие полетело на стол, сами дружно упали на кровать – захрустела рассохшаяся древесина, завыли половицы. Остатки одежды куда-то испарились. Похоть накрыла с головой. Последняя пристойная мысль: пойдешь у похоти на поводу, а потом будет очень стыдно… И куда подевалась эта здравая мысль? Они вцепились друг в друга – каждый хотел доминировать, но Кира сдалась первой…

Похоже, весь дом был в курсе. Женщина стонала – хоть «Скорую» вызывай! Когда все кончилось, она его долго не отпускала, дышала в шею, а потом откинулась, выдохнула. Мглистый свет освещал обнаженное тело, у которого все оказалось на своих местах. Странности были не в фигуре, а в голове, выбравшей не женскую работу. Дыхание восстанавливалось, голова возвращалась на место.

– Вы такая испорченная, Кира Сергеевна…

– Да, мне стыдно, – женщина прыснула, – ведь приличные девушки ЭТИМ не занимаются. Знаешь, Горин, не хочу тебя хвалить, но мне понравилось.

– То есть я уже вне подозрений?

Она засмеялась, прижалась к нему. Дальше молчали, разглядывали потолок, как картину в музее. Заниматься этим вдвоем было интереснее, чем одному. В голову возвращались мысли – и не все из них были приятные.

– Почему ты пришла?

– Не знаю. Свихнулось во мне что-то. Ты так смотрел на ту малышку… Хотя ежу понятно, что никогда не имел детей, и что с ними делать – такой же темный лес, как термодинамика. Почему я должна тебе это объяснять? Пришла – и пришла, захотелось…

– И часто так ходишь к людям?

– Нет. Обидеть хочешь? Ты первый в нашем розыске, с кем я спала. Доволен?

– Да. Не обижайся. Просто странно это.

– А мне плевать. Хочешь в голове моей покопаться? Что-то изменится от этого? Наступит день, пойдем работать – и не дай бог, люди заподозрят. Ты уж постарайся.

– Хорошо, буду стараться… Хочешь уйти или останешься?

– Останусь… если не выгонишь.

– Хорошо… Угостить, правда, нечем, в доме только курево.

– Сойдет.

Он слез с кровати, натянул штаны, стал блуждать, натыкаясь на предметы мебели. Кира натянула одеяло на подбородок, насмешливо наблюдала за ним.

– Ты в порядке? – Она прикурила, затянулась.