состав Красной Армии в виде отдельного литовского 29-го стрелкового территориального корпуса Прибалтийского Особого военного округа. Кроме нашей 179-й стрелковой дивизии в состав корпуса входили 184-я стрелковая дивизия, 615-й артиллерийский полк и другие отдельные корпусные подразделения.

Естественно, всем этим реорганизациям и переформированиям сопутствовал процесс очищения соединений и частей корпуса от наиболее реакционно настроенных офицеров и унтер-офицеров сверхсрочной службы. И все же замаскировавшихся врагов народной власти в нашей среде оставалось достаточно. В боевой обстановке от них можно было ожидать любых пакостей.

– Воздух! Воздух! – вдруг со всех концов послышался сигнал тревоги.

Самолеты с черными крестами на крыльях приближались с запада. Они развернулись и пошли бомбить лес, где еще вчера в лагере располагались части дивизии. Теперь там почти никого не было, и могли пострадать только палатки да временные деревянные постройки.

– Это дело рук «пятой колонны»! – Бельтюков поймал мой недоуменный взгляд: – Что, не слышал о такой?

– Почему же, слышал – во время гражданской войны в Испании франкистские мятежники осаждали Мадрид четырьмя колоннами, а «пятую колонну» в тылу у республиканских войск составляли контрреволюционеры, помогавшие врагу.

– Вот, вот, и у нас здесь не обошлось без участия предателей из «пятой колонны». Это они навели немецкие самолеты на летний лагерь дивизии. Соображаешь? [6]

Он был прав.

На рассвете 24 июня части дивизии снялись с занимаемых позиций – получен приказ отходить на восток. Миновали знакомый город Швенчёнис и незнакомое местечко Адутишкис. Здесь граница Литовской ССР. Дальше Белоруссия.

За городом Глубокое штаб дивизии и его подразделения остановились в рощице недалеко от дороги на короткий привал. Штабные машины рассредоточили в лощине у небольшого ручья. Одни решили привести себя в порядок – умывались, брились, другие улеглись в тени подремать. Здесь я застал своего непосредственного начальника Владаса Крестьяноваса и доложил ему об обстановке, сложившейся в полку. Участник революционного движения в Литве, коммунист-подпольщик Крестьяновас был, как и я, в сентябре 1940 года направлен партией на работу в армейские органы государственной безопасности, и ему поручили руководить Особым отделом НКВД 179-й стрелковой дивизии. Азы чекистской работы мы постигали одновременно.

Во время нашей беседы неожиданно вблизи разгорелся, бой – застрекотал пулемет, началась ружейная стрельба. Сначала было непонятно, что происходит, но, когда над нами засвистели пули, стало ясно – обстреливают штаб дивизии. Послышались крики, стоны раненых. Все бросились в укрытия – под автомобили, за деревья, в придорожную канаву – и начали отстреливаться. «Наверное, гитлеровский десант», – промелькнула мысль. Укрывшись за небольшим бугром, я несколько раз выстрелил из пистолета в сторону опушки леса, откуда предположительно обстреляли штаб. Вдруг вблизи ударили орудия, и пулемет замолчал. Некоторое время все еще раздавались одиночные выстрелы, а потом все затихло.

Вскоре выяснилось, что один фашиствующий офицер-сметоновец, занимавшийся подстрекательством, склонил группу бойцов к нападению на штаб дивизии, с тем чтобы вызвать замешательство и воспрепятствовать частям соединения совершать марш на восток. Однако его преступный замысел полностью провалился – верные присяге командиры и политработники подняли красноармейцев в атаку и ликвидировали предателей. Исключительной смелостью и находчивостью при этом отличился командир дивизиона 618-го артиллерийского полка дивизии майор Антанас Раугале. Даже будучи тяжело раненным в этой схватке, он продолжал руководить своими артиллеристами. [7]

Примечателен дальнейший жизненный путь этого кадрового офицера литовской армии. После выздоровления А. Раугале более двух лет преподавал в Новосибирском артиллерийском училище, а в 1944 году прибыл на фронт в 16-ю литовскую стрелковую дивизию, где сначала служил начальником штаба 224-го артиллерийского полка, позже заместителем командира и командиром этого полка. В послевоенные годы А. Раугале преподавал в Вильнюсском государственном университете имени В. Капсукаса, а с 1957 года работает в Госплане Литовской ССР.

27 июня колонну полка догнал оставленный в летнем лагере с красноармейцами хозяйственной роты политрук Григорий Колесник. Воспаленные глаза, впавшие щеки, весь его внешний вид свидетельствовали о тяжелых испытаниях, которые довелось пережить в последние дни этому, в прошлом шахтеру из Донбасса, сильному духом человеку. Он подробно рассказал о предательстве нескольких бывших сметоновских офицеров. В Пабраде они убили начальника библиотеки полка младшего политрука Аркадия Авдеева и его помощника.

– Я чудом спасся от преследования гитлеровских сообщников, – закончил свой печальный рассказ Колесник.

В этот день в моем блокноте появилась такая запись:

«Сжимаются кулаки, охватывает жгучая ненависть ко всем тем, кто так подло обманул наше доверие. Вот еще одно доказательство, что нельзя доверять всякого рода фашистским приспешникам, пытающимся примазаться к Советской власти!»

Эта запись была весьма характерна для моих тогдашних настроений и определяла мое мнение по вопросу использования офицерских кадров бывшей литовской армии. Вспоминаю, какие горячие споры из-за этого у меня возникали с политруком 9-го пехотного полка литовской Народной армии Йонасом Клейвой. Выходец из крестьян-бедняков Гуджюнской волости Кедайнского уезда, Клейва состоял членом Коммунистической партии Литвы с 1924 года. На первую встречу в июне 1940 года с личным составом полка, построенным на плацу, он пришел в обычном солдатском обмундировании и внешне от рядового солдата отличался лишь своим возрастом и двумя красными полосками да пятиконечной звездой на левом рукаве гимнастерки – знаком отличия политрука полка литовской Народной армии.

Посмотрев внимательно в лица солдат, Клейва тогда громко сказал: [8]

– Товарищи солдаты! Коммунистическая партия Литвы легализована, и нам теперь нет нужды скрывать, что мы коммунисты. Кто среди вас коммунисты и комсомольцы – отзовитесь!

Я отозвался первым, поскольку был секретарем подпольной коммунистической ячейки полка.

Затем услышал знакомые голоса:

– Ефрейтор Груновас!

– Рядовой Мацкевичюс!

– Младший унтер-офицер Микалькявичюс!

Всего в полку оказалось около десятка коммунистов и комсомольцев. О некоторых из них наша ячейка ничего не знала и никаких связей с ними не поддерживала. Конспирация!

Так состоялось мое знакомство с товарищем Клейвой, которое вскоре переросло в искреннюю дружбу.

Я горячился, пытаясь доказать, что всё офицеры – это сметоновцы, фашисты, что им доверять нельзя!

Клейва возражал, разъяснял, что и среди них есть немало честных людей, желающих добросовестно служить народу, напоминал о бывших офицерах царской армии, которые перешли на сторону Советской власти.

Лишь позднее я понял, что политрук полка был совершенно прав. Хотя немало бывших офицеров буржуазной армии, нарушив присягу, дезертировали из Красной Армии, стали предателями и активно пособничали гитлеровским оккупантам, тем не менее многие из старого офицерского корпуса самоотверженно дрались с врагом на фронтах Великой Отечественной войны. Славный боевой путь в рядах Красной Армии прошли генералы Винцас Виткаускас, Владас Карвялис, Адольфас Урбшас, Пранас Пятронис, полковники Владас Мотека, Стасис Гайдамаускас, Антанас Шуркус, Владас Луня, Бронюс Битинайтис, Антанас Станисловавичюс, подполковники Повилас Симонайтис, Пятрас Саргялис, Валентинас Адейкис и