«Тридцать! Я знаю, что тебя интересует. И поделюсь. А Половников ничего тебе не расскажет. Пошлет только подальше. Да и я подумаю еще: говорить или нет».

Лужина вышла из кабинета соседа, спустилась по лестнице на первый этаж и набрала номер. Гудки проходили, но никто не отвечал. Наконец отозвался хриплый женский голос.

— Слушаю.

Потом в трубке покашляли, чтобы сбросить хрипоту, и после этого, уже почти нормальным голосом, Павлова сказала:

— Говори уж.

— Это Марина, которая с вами только что связывалась. Сейчас переведу всю сумму. Только хотелось бы знать точно… Сами понимаете, деньги не маленькие.

— Это для тебя не маленькие, а для меня огромные. Я в школе учительницей по домоводству и рукоделию работаю. Зарплата двенадцать тысяч. Вовка то работает, то нет… Но с него толку никакого, как с козла молока. Все, что ни заработает, тут же пропивает. Так что тридцать тысяч еще по-божески.

— Сейчас переведу.

— Погоди, — остановила ее Павлова, — правда, что Валек твой разбогател?

— Не так чтобы очень, но не бедствуем.

— Ну-ну. Не бедствует она! А мы тут концы с концами еле сводим! И ведь не сводятся. Давай, переводи! А как поступят на счет денежки, я сама тебя наберу.

Марина задумалась. Тридцать тысяч не такие уж большие деньги, но если за эту сумму можно узнать что-то такое… А что она хочет узнать? И хочет ли? Отправить тридцать тысяч, а потом слушать хриплый голос, повествующий о том, как плохо живется людям в Пореченске… Но с другой стороны… Пусть эти тридцать тысяч станут гуманитарной помощью или вкладом в будущее процветание маленького, богом забытого городка.

Лужина перевела деньги и стала ждать.

Прошло около получаса. За это время Марина выходила в чужой двор, ждала, потом вернулась внутрь дома, и почти сразу после этого от Павловой пришло сообщение.

«Звони!»

Марина набрала номер.

— Пришли твои денежки, — примирительно сообщила Павлова, — я уж не надеялась. Думала, врешь. Спрашивай, что тебя интересует.

— Я про юбилей выпуска хотела…

— Мне только не ври. За это тридцать тысяч не платят. А про юбилей этот долбаный никто и не помнит. Да мы и не общаемся почти. Если и встречаемся на улицах, то здороваемся иногда. Я только с Надей Кошкиной и с Иркой Холодовой общаюсь. Но мы еще со школы дружим. Она теперь Петрова. В смысле, Кошкина бывшая. Ее муж Витька на год раньше нас учился. То есть на два. Он как раз из армии пришел, и они поженились. Сначала, еще в школе, он за мной ухлестывал, а потом на нее переключился. А мне пофиг. Мне для подруги ничего не жалко. Витька сейчас на дальнобое работает…

Слушать все это было не очень интересно, но Марина не перебивала.

— …Витька возит по городам разную продукцию. И вот лет пять назад… Не помню, уж сколько… Или шесть. Он как раз в ваши края капусту повез. Денег, правда, не заработал особо. Но, когда вернулся, рассказал, что Кублакова встретил. Тот за рулем какой-то крутой иномарки был. Две бабы молодые рядом. Витька ему посигналил, а тот рукой ему помахал — не сразу, говорит, но помахал. Это не ты ли с ним была?

— Не помню, — ответила Марина.

Она и в самом деле не помнила, чтобы им сигналили когда-то из машины с капустой.

— Там, Витька говорит, две бабы сидели. Одна черная, а вторая блондинка. Ты какая?

— Я обыкновенная.

— Ну да? — не поверила бывшая Павлова. — Так я тебе и поверила. Валек всегда хотел самое лучшее ухватить. Он даже к Лене Воробьевой по этому поводу клеился. Она — самая красивая в классе была, спорить не буду. Он тебе про Лену рассказывал?

— Говорил, конечно. Недавно как раз вспоминали. Как раз вчера — в день, когда она погибла.

— Ой! А я и забыла. Помнила-помнила, а помянуть-то забыла. Ну, и что он рассказывал? Ты ведь наверняка по этому поводу мне деньги отправила, чтобы со всеми подробностями разузнать.

— Да я просто…

— За просто так такие деньжищи не отправляют. Ну, слушай, раз сама напросилась. Мы вообще все в шоке были, когда узнали, что Воробьева за Кублакова замуж выходит. То есть уже вышла. Ведь ни свадьбы, ни вообще никакой пьянки. Как положено, ничего не было. Она ведь Зимина любила. Они с начальной школы вместе всегда. Колька у нас ведь звездой был. Учился лучше всех, к институту готовился. Еще спортом занимался: был чемпионом по лыжам, а потом чемпионом области по шахматам среди школьников стал. Он вообще почти ни с кем не общался. То есть общался, конечно, как без этого, но чтобы со всеми куда-то пойти, выпить или просто посидеть, то никогда. Он и не курил, кстати. А Кублаков твой с ним всегда на ножах был. А потом, когда у нас этот старик поселился… Как же его… А-а, Милютин. Зимин каким-то образом с ним общаться начал. Вроде как дружить. А какая дружба, если парню семнадцать, а дедку под семьдесят. Как-то Валек сказал Кольке, что знает, зачем тот бегает к старому педику. Но и тут же драка в классе произошла. Ну, какая драка? Зимин ударил, а Валька твой сразу на пол грохнулся и подняться не смог. Потом он на своих наезжал, что они его не поддержали.

— На кого — на своих?

— Так у него уже своя команда была. И Половников за ним тоже бегал как приклееный. Когда Милютина убили, ведь этот Вовка тогда и позвал Зимина.

— Куда позвал? — растерялась Марина.

— К Федору Иванычу… или как там его — я уже не помню. Вовка сказал, что тебя старый этот самый просил зайти. А на самом деле… Может, звал, а может, и нет…

Жена Половникова замолчала.

И Марина поняла, что именно сейчас она узнает нечто очень важное.

— Это твой нынешний муж передал, что Милютин Зимина ждет. Вовка мой на рынке стоял с матерью. А тут Минай проходит с Вальком. А потом Валек с Минаем…

— С каким Минаем? — не поняла Лужина.

— С отцом своим. У нас только так его называли. Он же у нас вроде как смотрящим за городом был.

— Кем? — снова не поняла Марина.

— Ну, типа того, что он весь бизнес в городке крышевал. Сначала вроде как появились какие-то не наши, пытались ларьки бомбить и вообще. А он собрал свою команду. Потом к нему молодежь подтянулась. То есть твой Валек подогнал ребят, и тех залетных выдавили.

— То есть вы хотите сказать, что отец Валентина был бандитом?

— Ну да. То есть нет. Просто он защитил город. Ну, конечно, ему платили за это, кто сколько мог. А потом он и сам развернулся, бизнес свой открыл: лесоповал, лесопилка, база пиломатериалов… У него появилась первая иномарка в городе. Которую потом то ли взорвали, то ли расстреляли. Миная ранили тогда…

— Мы, кажется, отвлеклись, — прервала собеседницу Лужина.

— Ну да, — согласилась Половникова, — мы же про Лену говорим. Ну, короче, вышла она за Кублакова. Сразу стала шикарно одеваться. С нами уже не общалась. Мы-то переживали, как ей там. Ведь Минай жену свою — мать Валентина твоего — бил так, что она с синяками ходила или дома сидела, чтобы не видел никто. А за что лупил — непонятно. Она вроде не гулящая была, не пила, как некоторые.