удостоен молочных

яств, плодов. Ему приносят студеной воды,

чтобы омыл он губы, лицо и пах.

Ему приводят на ночь высоких бесплодных женщин (о, более

ночных средь бела дня!) И, может быть, еще и я

доставлю наслаждение ему.

(Не ведаю, каков он в обращеньи с женщиной.)

…Я возвещаю тебе великие дары судьбы, и в

сновиденьи благоденство источников.

Ты на свету открой мне рот, и если только найдут во мне изъян,

пускай изгонят меня! но если нет,

тогда пускай я тоже войду в шатер, пусть я войду нагая туда,

к кувшину, в шатер,

и, спутницу свою в углу гробницы, меня ты долго будешь видеть

бессловесной под деревом дочерним жил своих… И ложе

неустанных просьб под сводом шатра, зеленая звезда в кувшине,

и я да буду под властию твоей! чтоб ни одной служанки под

шатром, один кувшин студеной воды! (Я так умею уйти

перед рассветом, не разбудив зеленой звезды в кувшине и на пороге

сверчка, и лая собак на всей земле.)

Я возвещаю тебе дни великих даров судьбы, и

благоденство вечернее на веках наших бренных…

но еще ясен день!

* * *

Возьми большую шляпу с загнутыми полями. Глаз отплывает на

столетие назад, в провинции души. Из белокаменных ворот

видны дела, творящиеся на равнине: дела живые,

о дела прекрасные!

Закланье жеребят на детских погребениях, и в розах очищенье

вдов, и множество зеленых птиц по всем дворам на радость

старцам; и столько еще вещей осталось увидеть и услышать

на земле, вещей живых средь нас!

Вот празднованье под открытым небом годовщин больших

деревьев, мирские торжества во славу водостока;

поклоненье черным и совершенно круглым камням,

открытие источников на мертвой земле; освященье тканей,

воздетых на шестах, у входа

в ущелье; неистовые восклицанья под стенами, уродуют ли

взрослых на солнечном свету иль обнародуют там брачные покровы!

и столько еще всего на высоте виска: холенье

скребницами животных в слободах, стремленье толп

навстречу стригальщикам,

умельцам чистить колодцы, легчить коней; и размышления за

веяньем хлебов, и ворошенье вилами на крыше накошенной

травы, сооруженье стен из розоватой обожженной глины, террас —

сушилен мяса, галерей для священников, наместничеств;

широкие дворы ветеринара, повинности по поддержанью в порядке

торных дорог и троп извилистых в горах;

открытие странноприимных домов на пустырях, веденье

записей прибывших караванов и роспуск конвоев по

кварталам менял; народное признанье,

рожденное под тенью навесов, вокруг чанов с жарким; врученье

грамот и истребление животных-альбиносов и белых земляных

червей; огонь терновника и ежевики на оскверненной смертью

земле, печенье пышных лепешек из кунжута и ржи, или из

полбы; и дымы повсюду от людей…

ах, люди самые разные в своих путях и обычаях: и насекомых

едоки, и водяных плодов; носитель позлащенных кож

и драгоценностей, и земледелец, и юный

властелин, иглоукалыватель и солевар; кузнец и мытарь;

торговец сластями, корицей, кубками

из белого металла и роговыми светильниками; тот, кто

изготовляет из кож одежду, из дерева – сандалии и пуговицы в виде

маслин; кто пашет землю; и человек без всякого занятья: человек

при соколе иль флейте, человек при пчелах; кто

удовольствие находит в звучаньи своего голоса, и тот, кто

видит свое предназначенье в созерцаньи зеленых камней; кто

тешит себя, сжигая на кровле своей древесную кору;

кто из душистых листьев на земле

устраивает ложе и отдохнуть ложится на него; и кто узор

замыслил из зеленой керамики, которой он обложит дно родника;

и тот,

кто путешествовал и грезит снова пуститься в путь; кто побывал

в краю великих дождей, кто забавляется игрою в зернь и в бабки,

и в фокусы; кто на земле разложит свои таблицы с расчетами и кто

имеет соображения о примененьи тыкв-горлянок; кто тащит

мертвого орла, словно вязанку хвороста (а перья будут подарены,

отнюдь не проданы, на оперенье стрел); кто собирает в

деревянный сосуд пыльцу (а мне, он говорит, приятен сей

желтый цвет);

кто ест лепешки, пальмовых червей, малину; кому на вкус мила

дракон-трава; кто грезит о ямайском перце; кто жует окаменелую

камедь; и кто подносит раковину к уху, кто ждет, когда

повеет дыханьем гения от свежего излома камня; кто думает

о женском теле,

человек сластолюбивый; кто видит душу свою в отсвете клинка;

тот, кто всецело погружен в науки, в ономастику;

к кому прислушивается совет, и кто приносит в дар общине

скамьи в тени деревьев и крашеные ткани мудрецам, и

по чьему веленью вмуровывают в скалы у распутий

большие бронзовые чаши для жаждущих;

а еще лучше тот, кто ничего не делает, такой вот человек или иной,

с своими уменьями, и сколько еще других! Кто собирает по кочкам

перепелок на лугах; кто ищет по кустарникам яиц в

зеленых крапинках, кто спешивается с коня, чтоб

подобрать безделицу – агат иль камень бледно-голубой,

который точат в предместьях (изготовляя ларчики и

табакерки, аграфы и шарики для паралитиков – катать в руках);

кто свищет, во дворе расписывая сундучки;

человек с жезлом слоновой кости, человек в плетеном

кресле, отшельник с девическими ручками и старый воин,

вонзивший у дверей свое копье, чтоб привязать там

обезьянку… люди всевозможных путей, обычаев —

и вдруг возникший в своих вечерних одеяниях и с ходу

решающий чужие затрудненья по старшинству Сказитель,

что садится у подножья фисташкового дерева…

О родослов на площади! так сколько же историй

родов, происхождений? – пусть все мое именье перейдет

сейчас к наследнику, когда я не увидел всего в его тени,

в заслугах лет: хранилищ книг

и летописей, кладовых астронома, прекрасных местностей, где

древние могилы, старинных храмов под пальмами, где обитают

три белых курицы и мул, – и там, за окоемом,

столько таинственных событий в пути: снятие лагеря с

приходом новых известий,

мне неведомых; бесчинства, творимые народом по холмам,

и переходы через реки по бурдюкам; и всадники,

летящие с посланьем к союзникам; засады в виноградниках

и нападения грабителей

в ущельях, ловитвы женщин по полям, торги и

заговоры, совокупление животных в рощах на глазах

у детей, выздоровление пророков в бычьих хлевах,

безмолвные беседы двоих под деревом…

но по-над деяньями людскими на земле бесчисленные знаки

в пути, и семена без счета в пути, под пресным хлебом

безоблачных времен, и под великим ветром земным

весь пух хлебов!..

до той поры вечерней, когда звезда, созданье чистое и женское,

залогом в небесной вышине…

Пахотные земли сновидений! Кто говорит о том, чтоб созидать?

Я видел землю, поделенную на большие пространства, и мысль

моя отнюдь не смутное мечтанье морехода.

* *