— Береги себя, — я встала проводить мужа. — И хорошей дороги.

В ту ночь я смогла уснуть только под утро, а с наступлением нового дня сначала даже была уверена, что это все мне приснилось.

Рождество в 1898 году было прекрасным и, когда во время исполнения рождественских песен я обвела взглядом гостиную, то поняла, что в этой жизни могу хотеть еще лишь одного: провести много-много лет в компании тех же людей, что собрались сегодня в Велчестере. Мой взгляд упал на моих родителей, которые сидели в креслах, держа на коленях Лили и Чарли; на Артура и Анну, которые, кажется, затеяли игру в прятки за рождественской елкой; на Джорджа Спенсера и Гвен… Кстати, они недавно поженились, как оказалось, Гвен давно нравилась Джорджу и только этим летом она, наконец, приняла его предложение. Я была искренне рада за них и, хоть мне и пришлось найти новую горничную, Гвен стала для меня еще более близкой подругой. Я взглянула на Генри Макмилана и его жену Элли, у которых вскоре должен был родиться первый ребенок; на Маргарет, Патрика и их сыновей Патрика-младшего и Гарольда; даже Вайолет показалась мне сегодня милой и доброй. Я искренне любила всех присутствующих на празднике.

Песня закончилась, и я почувствовала, как Мэтью взял меня за руку и легонько ее сжал. Я взглянула в его бездонные темные глаза, в которых словно бы отражалась вся вселенная, и тихо-тихо сказала мужу на ухо:

— Надеюсь, я буду встречать Рождество с тобой до конца жизни. И во всех жизнях после.

Тогда я еще не знала, что это было последнее счастливое Рождество. 1899 год принес слишком много боли, страха и потерь. В январе внезапно умер мой отец. Мы не были с ним близки, но неожиданность этой смерти больно ударила как по мне, так и по моей матери. Она стала вдовой, а мой старший брат Вильям — новым графом, так что мама была вынуждена перебраться во вдовий дом, что, кажется, опечалило ее еще сильнее смерти папы. Слушая мамины рассказы о том, как страшно в одночасье потерять мужа и дом, в котором ты прожила почти сорок лет, я невольно задумалась, что делала бы на ее месте, но сразу же отогнала эти мысли. Для меня Мэтью и Велчестер неделимы, и я люблю их обоих всем сердцем.

Порой мрачные мысли не позволяли мне уснуть до самого утра. Мэтью видел, что происходит со мной, и в такие моменты лишь обнимал и напоминал, что он рядом и будет рядом. Каждый раз, оказавшись в кольце сильных рук мужа, я чувствовала, как мое тело расслабляется, а разум успокаивается. Мэтью оказался лучшим успокоительным для меня. Пока муж рядом, все будет хорошо.

Любая боль имеет свойство притупляться и к весне мне стало легче. Я вздохнула с облегчением, думая, что все плохое, наконец, позади, но у судьбы были на нас другие планы.

В октябре 1899 года началась англо-бурская война.

11 октября 1899 года

— Уолис, давай немного ускоримся, — мягко попросила я горничную. Уже половина восьмого, а я еще даже не причесана. Еще чуть-чуть и Мэтью уйдет на работу, так и не дождавшись меня.

— Конечно, миледи, простите, — кивнула Уолис. Она начала работать у меня чуть больше года назад, когда Гвен вышла замуж за Джорджа Спенсера. Моя новая камеристка старалась изо всех сил, но никто не мог сравниться с Гвен. Я скучала по ней и нашим ежедневным обсуждениям всего и вся. Я писала Гвен почти каждый день, но это вовсе не то же самое.

Через десять минут я была, наконец, готова и, даже не взглянув на свое отражение в зеркале, чуть ли не бегом бросилась в столовую, надеясь успеть проглотить пару ложек каши и глотнуть кофе. В рабочие дни я не завтракала в постели.

— Доброе утро! — Мэтью встал и поцеловал меня. Обычно мы просыпались вместе, но сегодня он встал пораньше, чтобы до завтрака разобраться со списком приглашенных на праздник урожая, до которого оставалось совсем немного времени. Некоторые вещи никогда не меняются.

— Доброе, — кивнула я, набрасываясь на еду. — Просыпаться осенью без тебя так тяжело… Уолис едва удалось меня разбудить.

— Это неудивительно, — зевнув, отозвался Мэтью, вскрывая лежащий перед ним конверт. Именно у мужа я переняла привычку читать за завтраком. — Во сколько ты вчера закончила?

— Около двух ночи, зато теперь мы, кажется, готовы к празднику… — я оборвала себя на полуслове, заметив, как буквально за секунду изменилось выражение лица Мэтью. Если до этого момента оно было немного усталым и сонным, то сейчас отражало огромную тревогу. — Что такое, дорогой? Плохие новости?

Мэтью не ответил, все еще бегая взглядом по строчкам.

— От кого это письмо? — чувствую, как по моему телу разливается холод.

— От Джорджа, — слегка севшим голосом ответил Мэтью. — Мэри, в Африке началась большая война.

Я прикрыла рот ладонью.

— О боже, мы знали, что все к этому идет, но я так надеялась…

— Это не все. Их с Генри призвали, они отправляются в Трансвааль завтра утром.

— О, нет, — я сразу же подумала о Гвен и об Элли Макмилан, которая родила ребенка несколько месяцев назад.

— Я не понимаю, почему, — покачал головой Мэтью, и я видела, что он думает о чем-то своем, но не говорит мне этого. — Последний раз мы были в Африке втроем больше двенадцати лет назад и с тех пор никто из нас не участвовал в боевых действиях.

— Значит, могут вызвать и тебя? — кажется, я забыла, как дышать.

— Нет, Мэри, не думаю. Кому нужен среднестатистический врач из заштатной больницы? — Мэтью постарался улыбнуться, но вышло натянуто.

— Но…

— Все будет хорошо, Мэри, — в своей обычной манере ответил Мэтью. — Что бы там ни было, Джордж и Генри справятся, я уверен в них как в себе. Ты сможешь поддержать Гвен и Элли? Думаю, они очень напуганы и им нужна рядом подруга с холодной головой.

«Мне она тоже не помешала бы», — подумала я, но, разумеется, не сказала этого Мэтью.

— Конечно, я могу пригласить их в гости на пару дней. Я напишу сегодня же.

— Отлично, — кивнул Мэтью, вставая из-за стола. — Генри и Джордж сегодня вечером будут в Лондоне и, если ты меня отпустишь, то…

— Даже не спрашивай. Поезжай к ним и обними их обоих за меня. Сегодня в больнице мы с сестрой Кингсли как-нибудь справимся вдвоем.

— Ты — подарок вселенной, который я не заслужил,