изготовить подобный не так уж сложно. По крайней мере в прошлых жизнях у меня это получалось. Основной проблемой была моральная сторона вопроса, мне казалось правильным спасти жизнь молодой девушки в обмен на медленно умирающего старика… Не помню, говорил я или нет, но у моего отца был рак, я понимал это очень хорошо, но не мог ничего сделать, ведь Бэркис упорно лечил его от подагры, а мне приходилось скрывать свои медицинские знания, ведь откуда их взять двадцатилетнему мальчишке? Мой отец бы в любом случае умер, но уже после того, как сломал бы жизнь Маргарет или убил ее своим решением. Мой план казался логичным, но кто я такой, чтобы решать, кому жить, а кому умирать?

— Ты помогал сестре, — тихо сказала я. — На твоем месте я бы сделала то же самое.

— Знаешь, сколько лет я пытался убедить себя, что помощь Маргарет была единственным моим мотивом, а не прикрытием для облегчения совести? — с болью в голосе спросил Мэтью.

— О чем ты?

— Сразу после совершеннолетия я должен был вступить в армию вместе с Джорджем и Генри, это даже не обсуждалось, мой отец, дед и прадед были офицерами, но я не хотел себе такого будущего. Я семь жизней так или иначе был связан с медициной и хотел продолжить и в этой, тем более с теми возможностями, что я имел. Разумеется, отец и слышать не хотел о подобном. Я вроде бы смирился, но история с Маргарет заставила меня задуматься. Я понимал, что все в моих руках и я могу навсегда освободить ее и себя. И я решился.

— Она ни о чем не знает, ведь так?

— Конечно, нет, но возможно, догадывается. Видишь ли, я понимал, что мой отец должен умереть только после моего совершеннолетия и мне нужно было подождать некоторое время и подготовиться. Я боялся, что Маргарет может что-то сделать с собой до этого момента и попросил ее подождать, намекнув, что все может измениться еще до Нового года. Не знаю, что она подумала тогда, но я помню взгляд Маргарет в ночь смерти отца. По официальной версии он умер от удара, но мне кажется, в глубине души она понимает, что я в этом замешан.

— А что было после?

— Первое, что я сделал, став лордом — это разорвал помолвку Маргарет и Бергена, что герцог счел своим личным оскорблением, пообещав в будущем уничтожить меня. Потом, как только закончился траур, прошла свадьба Маргарет и Патрика, практически сразу после нее они уехали в Америку. А я пошел учиться, стал врачом и дал клятву никому не вредить. Такая вот история.

Я внимательно смотрела на Мэтью и улыбалась. Как я и ожидала, это была история не о монстре в его душе, а о выборе из двух вариантов, ни один из которых не был хорошим. Мэтью вынужден был выбрать между худшим и самым худшим вариантом, и я была рада, что он смог выбрать себя и счастье сестры.

— Ты все сделал правильно, Мэтью. А этот Берген ничего не сделал тебе за разрыв помолвки?

Мэтью покачал головой.

— Я тут рассказываю тебе об умышленном убийстве, а все, что тебя интересует — это не пострадал ли я от влияния Бергена?! Мэри, ты невероятна!

— Ну да, — отозвалась я. — Впрочем, думаю, рецепт яда ты помнишь.

— Помню, но я связан своей клятвой, Мэри. Я больше не могу делать что-то подобное.

— Но я-то не давала клятву, так что… — Мэтью поцеловал меня, не позволив договорить.

Нам пришлось прожить в больнице около недели. Как и предсказывал Мэтью, фермер Бэггинс умер на следующее утро, а вот его племяннику стало лучше через несколько дней. Все это время Мэтью не выпускал меня из своего кабинета, так что у меня было много времени для изучения медицинских книг. Я внимательно слушала Мэтью в те минуты, когда он был свободен, и старалась запоминать все, чему он меня учил. Когда я уставала настолько, что моей мозг отказывался воспринимать новую информацию, Мэтью разрешал мне отвлечься чтением своего личного дневника, который я принесла ему из дома. Мэтью завел его не так давно, всего за пару месяцев до нашей встречи, но тем интереснее мне было увидеть нашу историю его глазами и осознать всю глубину чувств, которые появились в душе Мэтью с самого начала. Разумеется, муж писал не только о наших отношениях, многие записи были посвящены работе и его размышлениям. Я не знала, но за пару недель до нашего знакомства у Мэтью была «черная полоса»: в больнице умерло несколько пациентов, и он считал, что некоторых из них можно было вылечить.

«В такие моменты я жалею, что не могу исчезнуть на время или не могу стереть себе память. Я мечтаю об этом, но каждый раз обнаруживаю, что все еще существую и все помню. Память — это наше главное проклятие».

Я прочла эти строчки и мне стало слишком тревожно. Я не удержалась и решила спросить Мэтью об этом.

— А, это? — муж постарался придать голосу самый беззаботный тон, но не смотрел мне в глаза. — В то время у меня было действительно ужасное настроение и все валилось из рук. Ну знаешь, такие дни, когда ты просто хочешь дожить до ночи, и чтобы на завтра все стало хорошо?

Я кивнула. Мне это было хорошо знакомо.

— Есть состояния, при которых нельзя помочь, но бывают такие ситуации, в которых ты все равно будешь винить себя, даже если сделал все, что мог, — тихо добавил Мэтью. — Со опытом становится легче и эти эмоции притупляются, но они не уходят полностью. Именно такие моменты хочется исчезнуть.

В тот день я не вполне поняла мужа, осознание его правоты пришло лишь через несколько месяцев.

Это произошло в конце марта. Мое обучение было в самом разгаре, но тем не менее я уже была зачислена в штат медсестер и самостоятельно выполняла многие манипуляции, периодически советуясь с Мэтью или сестрой Кингсли. С каждым днем у меня выходило все лучше, и я любила свою работу все больше и больше.

Тем ветреным, но теплым мартовским утром мы с Мэтью как обычно шли на свою смену, по дороге обсуждая вопросы управления поместьем. Мы уже подходили к больнице, как вдруг на другой стороне улицы раздались дикие крики, и практически сразу мы заметили дым, поднимавшийся со стороны дома портного Малькольма.

— Мэри, не ходи за мной, — бросил Мэтью, а сам побежал на крики. Разумеется, я не послушалась и поспешила