Услышав эти речи, Инала, из последних сил приподнявшись на локтях, слабым, надрывным, но яростным голосом начала высказывать старухе все, что накипело:

– Ах же ты, гадина старая, под корень род извести захотела! Карга трухлявая, да я тебя сейчас сама в эти топи сведу и притоплю там к бесам глотовым. Вон! Пошла вон из дома моего, проклятая! И твоего духу, дурью обкуренного, чтобы рядом с сыном моим не было!

Знахарка Веда, которая на удачу оказалась в этот час у пациентки, кинулась к разнервничавшейся женщине с отваром в крынке.

– Тише, ты тише, полоумная, успокойся. Дитя побереги! Пей сейчас же! – сунула она отвар Инале под нос. – Пей, говорю!

Старуха вжала голову в плечи, сгорбилась еще больше и шмыгнула в двери, пока цела и дело не дошло до членовредительства. Юр вышел вслед за ней.

– Постой, – негромко окликнул он незваную гостью. – Расскажи мне все, что ты видела, подробно. И впредь, если чего еще привидится тебе, к жене моей не ходи, мне лично рассказывай, без свидетелей.

Бабка насторожено покосилась на мужчину.

– Ты веришь мне, Юр? Веришь? Я видела его в болотах, – зашептала хриплая старуха скрипучим голосом, постоянно оглядываясь по сторонам. – Он единственный, кто способен помочь сохранить мальчишке жизнь и дать сил для задуманного. Твой сын не прост, и воин тот не прост, у них есть таинственно схожее… Они должны встретиться. Так хотят Боги. Они меня послали указать Калину путь его.

– И ты знаешь, где этот воин?

– Известно мне только то, что живет он в непроходимых болотах, но Боги покажут путь, когда придет время. Они покажут дорогу, покажут… – бабка закачалась, кажется, войдя в транс. – Я сама пойду с твоим мальчиком, – шептала она с закрытыми глазами. – Я отведу, отведу его домой…

Юр уже услышал все, что было нужно, а на плохо слышимое бормотание внимания не обратил. Слегка тряхнув бабку за плечо, возвратил ее на землю обетованную и, вглядевшись в ее открывшиеся глаза, убедился – уже вернулась.

– Я верю тебе, Взора, но сына с тобой не пущу, – сказал он, глядя в лицо ведуньи.

Взора нахмурилась.

– Ты претишь Богам, Юр, – проскрипела бабка, потирая сухонький костлявый кулачок ладонью и разминая пальцы.

– Нет, Взора, не права ты. Кто я такой, чтобы им претить. Калин увидится с этим воином, раз того желают Боги, но только я пойду вместе с сыном.

– Да будет так, – проскрипела старая женщина и, почтенно кивнув на прощанье, поковыляла к калитке, переваливаясь, как утка, с ноги на ногу.

Когда уснула Инала и ушла врачевательница, Юр усадил сына за стол, пересказал все то, что узнал сегодня от Взоры, и еще раз вспомнил прошлое ее пророчество.

Мальчик сидел, задумчиво глядя в одну точку и не замечая того, как крутит на столе пустой глиняный стакан.

Он не разделял религиозных страхов отца, потому что не верил в Богов, особенно после того, как узнал их в лица, найдя статуэтки и многое другое в ящиках музейного склада. Он даже прихватил оттуда несколько полезных вещей, но как рассказать об этом отцу и объяснить, что те, кого они считают младшими Богами, вовсе ими не являются? Как? Это знание убьет в отце веру. Великую веру в силу, в чудо, в защиту. Ведь все происходящее вокруг можно объяснить наукой? Или нет? Тогда как же разобраться с предсказаниями этой противной старухи? Кто и зачем в таком случае посылает ей странные видения? Боги? Какие Боги тогда?

Мальчик застонал, взялся за голову. Мысли терзали его разум и душу.

Юр молча наблюдал за сыном. Не мешал.

В мире происходит много необъяснимых вещей, и все, что невозможно объяснить наукой, сваливают на высшие силы и, чем народ темнее в знаниях, тем больше он приписывает Богам, тем самым интуитивно защищая себя. Все эти запреты под страхом кары небесной и геенны огненной в итоге хранят людей от множества страшных ошибок и жутких поступков. Если у человека не было бы страха, что его покарают в любом случае, и как не прячь дурное – Боги всевидящи, то в мире было бы гораздо больше зла. В таком случае, получается, что нет никаких Богов, и люди придумали себе запреты и кары для сдерживания. Но, в таком случае, кто тогда творит чудеса? А призраки и колдовство откуда? Как это объяснить? В колдовство Калин тоже не верил, до недавнего времени, пока не стал обладателем семейного клинка.

Рука мальчика сама собой потянулась к ножу, крепко сжала рукоять, почувствовав мягкие толчки пульсирующего тепла.

«Идти с полоумной бабкой-наркоманкой к чертям на задворки ради сомнительной встречи с возможно и не существующим воином-отшельником, рискуя своей жизнью и жизнью отца?» – ум заходил за разум, голова начала болеть, мальчику просто хотелось взвыть и забиться в темный угол от всего и от всех, но ему нужно принять какое-то решение – отец ждал ответа.

Размышления прервал голос матери, неожиданно поднявшейся с постели.

– Чего вы тут сидите, полуношники? – Инала вышла из спальни, слегка пошатываясь, растрепанная, в длинной ночной рубашке. Глаза ее, воспаленные от слез, все никак в норму не приходили потому, что плакала женщина ежедневно, почти постоянно. – Идите спать, – сказала она слабым, дрожащим голосом, растеряно блуждая взглядом по комнате, – Калину столько дел ведь на завтра, да и тебе не меньше.

Юр подхватил жену под локоть, усадил на лавку, налил в стакан молока.

– На, испей. Теплое.

Она ничего не выражающим взглядом посмотрела на места, где обычно сидели девочки, и слезы вновь двумя дорожками потекли по щекам.

– Мам, меня Стривор в ученики берет, – вдруг ни с того ни с сего соврал Калин. – Я должен уехать, ты не против?

– Что? Что ты, сказал, сынок? – посмотрела она растерянным взглядом на сына, медленно повернула голову в сторону мужа. Говорила она медленно, будто вспоминала каждое слово. – Ты это слышал, Юр? Как это, к Стривору? Чему он нашего мальчика научить сможет?

Юр с болью в сердце смотрел на еще недавно прекрасную супругу. Теперь же перед ним сидела, казалось, чужая, бледная, изможденная женщина, на вид гораздо старше, чем его Инала. Красные глаза и черные круги под ними, лицо осунулось, глубоко залегли морщины, волосы спутанные, и только сейчас Юр заметил, что почти седые, а на белесых щеках блестели две мокрые дорожки от не просыхающих слез.

Он опустил взгляд в стол и принялся врать, чего ранее не делал никогда:

– Пусть поедет, не держи его, Инала, не всем же в нашем роду быть деревенщинами. Выучится и станет наш Калин важным человеком. Уж, слава Богам, род наш позволяет даже в столице на обучение поступить, не то, что у ключника безродного. Денег у нас на такую учебу нет и связей тоже, а вот фамилия есть, и этого не отнять. Приглянется наш сын князю, глядишь, и поможет в люди выбиться.

Инала, насмешливо вскинув бровь, криво улыбнулась одним уголком иссохших губ.

– Неужто ты сына нашего в бояре пророчишь? – прошелестела она севшим до шепота голосом.