– Это неплохая идея. Вы отняли больше четверти часа моего ценного времени, но я не думаю, что это было напрасно.

– Спасибо, герр майор. Я знал, что вы поймете.

15 октября стало роковым днем для эскадрильи, самым черным из всех дней. В тот же вечер в ожесточенной «собачьей схватке» были сбиты еще четыре «Фокке-Вульфа». Двое парней погибли, но двое других сумели на своих сильно поврежденных машинах совершить аварийные посадки на открытой местности и остаться невредимыми.

Дни проходили в неослабевающем напряжении.

Потери в подразделениях, прикрывавших эти два аэродрома, стали менее серьезными. Они великолепно взаимодействовали с «Турбинами», и вскоре после этого вражеские истребители начали избегать «осиного гнезда» в Брамше. Лишь внезапные атаки с малой высоты наносили ущерб машинам и наземному оборудованию. Несколько ночных бомбежек по площадям также были неудачными.

Однажды в последний момент перед взлетом мы подверглись атаке с малой высоты. Пилоты уже сидели в машинах, ожидая старта, но делать это в такой обстановке было безумием. Однако я толкнул рычаг дросселя до отказа и помчался вперед. Восемь машин последовали за мной. На бреющей высоте мы набрали скорость в северном направлении и стряхнули с хвоста преследовавших нас «Мустангов».

Оставшиеся пилоты выпрыгнули из своих «Фокке-Вульфов» и побежали в укрытия. Покинутые машины, естественно, стали для янки легкой добычей. Все они были расстреляны.

Тем временем наша девятка, набрав высоту, вернулась, и завязался неистовый воздушный бой. На сей раз, имея превосходство в высоте и выполнив хорошо спланированную атаку, я и мои товарищи добились большого успеха. Пять «Мустангов», упав вокруг аэродрома, присоединились к шести горевшим «Фокке-Вульфам», а остальные удрали.

Во время захода на посадку Прагер заметил одиночный «Тандерболт», который, должно быть, отстал от своей группы. Он сообщил об этом мне, и, тогда как остальные приземлились, мы вдвоем устремились в погоню.

Ничего не подозревавший «Тандерболт» начал вираж и оказался в прицеле Прагера. Град пуль изрешетил его правое крыло, и все же машина не загорелась. Мы оба скоро поняли, что наш противник был опытным игроком. Нам надо было действовать стремительно, поскольку американец, очевидно, позвал на помощь, а где можно было найти одиночный «Тандерболт», то там недалеко должна быть и целая группа. Так что мы вцепились в него клещами и вместе с ним опускались все ниже. Началась отчаянная погоня на высоте 30 метров над каналом Миттельланд. Мы продолжали его обстреливать, но толстый фюзеляж «Тандерболта» выдерживал прямые нападения.

Его пилот дрался как лев. На высоте всего лишь 18 метров он выполнил бочку, пытаясь уйти в сторону. Он, словно заяц, резко изменил направление полета, заставив своих двух преследователей вздрогнуть, но Прагер следовал за ним по пятам. Его трассеры неуклонно впивались в фюзеляж янки, и «Тандерболт» рухнул в поле.

Тридцать минут спустя Прагер и я уже были в Ахмере, около места нашей победы. Мы шли по следу, оставленному рухнувшим «Тандерболтом», более сотни метров. Часть коров на поле в панике разбежались, но машина, совершившая аварийную посадку, все же ударила и убила двух. Одна из них скоро должна была отелиться, и в нескольких метрах от разорванной туши матери лежал мертвый, неродившийся теленок.

«Тандерболт» был изрешечен словно дуршлаг, но, несмотря на массу прямых попаданий, он так и не загорелся. Он почти целым лежал на зеленом лугу, охраняемый солдатом из саперного корпуса. Впервые после сотен «собачьих схваток» наш противник, практически целый, лежал у нас перед глазами. Забравшись в кабину, мы сравнивали приборную панель и вооружение с нашим «Фокке-Вульфом». Прагер торжествующе достал с кресла пилота парашют. К нему был прикреплен небольшой мешок, содержавший спасательное снаряжение на случай падения в море. Так что наш «ящик» с желто-черными клетками прилетел из Англии.

Мы тщательно исследовали этот аварийный комплект; он содержал специальный патрон, который при попадании в воду автоматически надувал резиновую шлюпку. Был приложен и маленький парус, который мог использоваться как сигнал бедствия. Мы также нашли пистолет «Вери»[151] с патронами и несколько небольших капсул, которые, растворяясь в воде, образовывали на поверхности моря яркое цветное пятно, таким образом привлекая внимание пилотов пролетавших мимо самолетов; также имелись концентрированные пищевые таблетки, маленький пакет вынужденной посадки, который носился на груди и содержал свернутую шелковую карту Германии, компас размером с запонку и маленькую пилку. Прагер поднял свои трофеи, и я понял, что парашют и парус скоро украсят его квартиру.

Мы встретились с пилотом в Ахмере. Это был неприятно выглядевший юноша лет двадцати в грязной форме и небритый.

Наглый и циничный, жующий резинку, он давал малопонятные ответы. Очевидно, он был до смерти напуган, и его дерзкая манера держаться была попыткой замаскировать этот страх.

Мы вышли из комнаты, чувствуя легкое смущение.

– Техас, – пробормотал я, и казалось, что это слово объясняло все.

Прибыл генерал-майор Галланд.

С большим волнением он слушал доклад Новотны, в то время как его помощник, оберст Траутлофт, интенсивно делал какие-то заметки.

– Мой дорогой Новотны, я надеюсь, вы понимаете, что вы наиболее ценный мой «конь». Без фактов, продублированных письменно в ваших еженедельных рапортах, реактивный самолет никогда не станет истребителем и мы никогда не сможем достичь наших целей. Наиболее важная из них – это прогнать сеющие ужас бомбардировщики из неба Германии. Лишь тогда появится возможность создания надежного, серийно производимого нового оружия, которое позволит нам в последний момент сотворить чудо.

– Я могу заверить вас, герр генерал, что будет сделано все, что в моих силах.

– Мы все будем иметь страшные неприятности, если дела пойдут плохо. Давайте больше не будем об этом говорить.

Далее беседа переключилась на усилия по созданию истребительной авиации большой ударной мощи на основе новых самолетов. Немецкая истребительная авиация никогда не была так сильна в количественном выражении, но она почти полностью состояла из самолетов с поршневыми двигателями. Это был животрепещущий вопрос.

Горстка идеалистов должна была вести сизифову борьбу[152] против всезнаек, лености, предательства и саботажа и против тупоголового планирования немецкого Верховного командования. Ежемесячный серийный выпуск реактивных самолетов достиг тысячи машин. Это была главная надежда Галланда, и он планировал полностью перевооружить ими истребительные эскадры.