— Не на-а-а!.. — взвыл бесповоротно изуродованный Генка, похожий на лысого японца с древних гравюр. Халк с рыканьем отпихнул его и направил свою ящерицу на Кацмана. С него был спрос особый: Кацман в школе подавал надежды и шел на медаль. Но путешествие в бобе показало ему, что не в учебе счастье, и он забил и примкнул к Генкиной команде.

По заданию Генки Кацман гадил исподтишка, изощренно, с выдумкой, мелко, но остро, обидно и никогда не попадался.

И за это Марьванна с него шкуру готова была спустить.

Его она побрила особо тщательно, налысо. Ее огненная ящерица радостно вылизала его ушастую, круглую, как биллиардный шар, голову до абсолютной блестящей гладкости, не забыв о бровях и волосах в носу. Кацман экзекуцию вынес стоически, молча, всем своим философским видом показывая, что заслужил.

Отыгравшись на Кацмане, Марьванна с видом упыря, испившего крови, отпихнула свою бездыханную жертву и отерла пот трудовой со лба. То, что еще недавно было войском темным, враждебным, несокрушимым, ползало по полу, охая и ахая, собирая остатки своих волос, разбитое наголову. Марьванна, эпичная и могучая, вышла из боя победительницей.

Кощей и его помощник верный сидели потрясенные у барной стойки, когда неукротимая, но слегка запыхавшаяся Марьванна подошла к ним уверенной походкой Буденного и рухнула на стул. Вслед за ней, меж телами поверженных врагов, задом наперед шел кот, подтаскивая к барной стойке меч-ремень, и последним катился оробевший, непривычно молчаливый клубок.

— Ну, сильна, мать, — уважительно протянул трансвестит Серега. — Амазонка! Валькирия! Айда к нам, в импресарио? У тебя знаешь, какая дисциплина будет? Во! Денег заработаем.

Марьванна кинула на Серегу огненный осуждающий взгляд.

— Стыдно должно быть, молодой человек! — укоризненно сказала она, махом опрокидывая рюмку текилы для успокоения.

— А я что, — тут же дал заднюю Серега. — Я ничего. Костян, — он свойски толкнул Кощея в бок локтем, — мамка твоя, что ли?

Красавец Кощей не ответил, пристально глядя на раскрасневшуюся Марьванну. Марьванна молчала, так же пристально глядя на Кощея. Между ними потрескивали робкие искры. Хрустел ишиас.

Впервые Кощей внимательно посмотрел на свою нечаянную домохозяйку, и она показалась ему немного привлекательной. Все то, что так поразило его когда-то в Марье Моревне, было в Марьванне тоже, но без монументальных стероидных излишеств. Марьванна ничем не уступала Марье Моревне, и даже превосходила ее маневренностью, быстротой и внезапностью атак и мозговым превосходством.

«Вот это женщина!» — благоговейно подумал Кощей, глядя в дерзкие синие глаза Марьванны. То, что Марьванна явилась сюда, вооруженная артефактами Марьи Моревны, говорило о многом. В частности о том, что старушенция просто отжала их у богатырши хитростью. Или стащила. А это дорогого стоит! Она была отважна, сильна и решительна. Эти качества Кощей очень ценил. Но стара — ах, какая жалость! О том, что Марьванна могла добыть артефакты силой любви, Кощей как-то не подумал. Точнее, подумал, сразу подумал, но тотчас же отмел эту глупую мысль прочь. Старушки разве умеют любить?.. Кого?!

«Ну, хоть бы пятьдесят лет назад», — словно оправдываясь, подумал он, и взгляд от Марьванны отвел, чем ввел ее в уныние а кота — в оторопь. У него даже уши повяли от расстройства. Все же, кажется, он искренне привязался к Марьванне и болел за нее и ее сердечные дела. Геройская схватка Марьванны за освобождение Кощея по его скромному разумению должна была настроить Кощея на благодарность, а там уж по древне-русски честным пирком, да за свадебку, но нет. Благодарность и любовь были далеки друг от друга. Суровая действительность этого мира не допустила такого простого сближения.

— А что это за девицы такие странные, — вместо слов восхищения, которых Марьванна заслуженно ждала, произнес он. — Вроде, снизу мужики, а сверху бабы?..

— Так век такой, милок, — фыркнула разочарованная Марьванна, краснея. — Чего хошь пришьют, чего хошь отрежут.

— Как же можно хотеть пришивать и отрезать такие вещи?! — изумился Кощей.

— Извращенцы, — небрежно пожала плечами победительница Марьванна.

— Ты вот что, Костян, — оживился трансвестит Серега. — Обожди меня тут пяток минут! Я ща переоденусь и к таким девочкам тебя отведу — закачаешься! Ну, готов?

Серега и Кощей ушли, побитые трансвеститы, ругаясь и охая, расползлись, а одинокая Марьванна, как-то враз погрустневшая и уставшая, так и осталась сидеть за барной стойкой. Удрученный, как Иван Васильевич в печали, кот и притихший клубок сидели рядом. Они походили на боевых товарищей, на разгоряченных пожарных, только что героически, с риском для своих жизней потушивших пожар и перепачканных в саже, внезапно вдруг обнаруживших, что их подвиг никому не нужен. И даже коварный рецессивный ген блядства Марьванны приуныл и почти сдался, притих, понимая, что ему так и не суждено реализовать весь свой нерастраченный блядский потенциал.

Кощей на подвиги и на свое спасение из лап извращенцев не прореагировал, проклятущий эгоист.

И даже то, что Марьванна раздобыла меч-кладенец, разрушив сами понимаете какое заклятье, почему-то на Кощея впечатление не произвело, хотя именно на это вся компания подспудно возлагала самые большие надежды. Вот так сильно затуманило ему разум желание жениться на молоденькой!

Зажигалка, сидя на барной стойке на толстой жопке, выплевывала остатки горелых волос двумя маленькими пастями. Третья заправлялась горючкой, тайком лакая раздвоенным змеиным языком текилу из рюмки Марьванны. Марьванна грустно роняла слезу величиной с грецкий орех в рюмку, разбавляя спиртное и понижая качество топлива.

Повисла тягостная пауза.

— Таки это еще не конец, — подал голос клубок, подкатившись к ногам Марьванны. — Это даже не начало, как знаток таких вещей я точно говорю! Возможно, таки Кощей Трепетович слегка напугался вашего напора. «А смогу ли я справиться с этим темпераментом», — спросил он себя. И ответ вряд ли у него вышел положительным. Но всегда же можно попробовать ещё раз, если он с первого раза не понял своего счастья!

Марьванна тяжко вздохнула, махнула еще текилки, отняв ее у мелкой Горыновны, и закусила найденным в кармане желудем, раскусив его твердую кожуру.

— Нет, — горячился клубок, — таки мы зря топтали ТриДевятое, что ли, я вас спрашиваю?! Не ценить такие жертвы!.. Этот поц сам не знает, от чего отказывается!.. Шо он там увидит, в рядах дрыгающихся, как эпилептики на электрическом стуле, куриц?! Это все одинаковое, неразумное и легкомысленное, а тут — эксклюзив! Это ж на всю жизнь приключения и страсть!

— А что мы можем-то? — вздохнула Марьванна, грустно подпирая щеку рукой. — Не нужна Кощею-то такая кошелка старая, как я… Он, поди-ка, царь. Ему королевна нужна. На худой конец принцесса.

— Таки если сидеть здесь и плакать, то шо-то изменится?! — кипятился клубок. — Ваши слезы даже не повысят таки уровня мирового океана!