— Я не плачу, — пробубнила Марьванна сердито, копаясь в кармане и раздобывая платок.

Вслед за платком из кармана Марьванны извлеклись всякие лесные дары белочек и зайчиков в виде желудей, мелкого мусора, дубовых кружевных листьев. В ее карманах оказалось много чего интересного.

— Дубы-колдуны из заповедной чащи, — удивился кот, разглядывая ботанические трофеи Марьванны. — Откуда? Ты, Маняш, никак гербарий собирала из научного интереса?

— Какие гербарии, — огрызнулась Марьванна, вытряхивая из карманов все. — Наверное, само набилось, когда против ветра удирала.

Надо отметить, что удирала Марьванна тяжело, растопырив руки, как Боинг, идущий на взлет в ветреную погоду, ревя и подвывая, словно турбина, полная птиц.

Помимо пары горстей желудей Марьванна обнаружила в кармане позабытую бутылку водки и крохотное, почти незаметное, но сверкающее огненно-золотым перо. Она хотела было сдуть его, катая в руках желуди и стряхивая с них пыль, грязь и мусор, но кот вдруг черной молнией метнулся на стол, хищным ястребом налетел на Марьванну и зажал волосатыми пальцами ее рот.

— Маняша! — зашептал кот жарко, голосом прожжённого, помирающего над златом скупца, и глаза его разгорелись ярче пламени под котлам адскими. — Это ж такая удача, Маняша! Экая ты счастливица, экая умелица! Раздобыла жароптицево перо! Это ж чудо чудное, это ж сокровище какое!

Марьванна, натужно пуча близорукие глаза, недоверчиво рассматривала поблескивающую на свету пуховую козявку, которой так радовался кот. Она переливалась в ее старых ладонях всеми цветами красного спектра, от кипенно-белого до багрово-красного, и с каждым проблеском золотых невесомых пушинок Марьванна явственно слышала древне-русский нарумяненный хор, восславляющий Ярило над хладным трупом Снегурочки. На желтом цвете хор прямо-таки вдаривал со всей древне-русской страстью.

«Слаааав…»

А кто-то один все возрастающим ором пел: «А-а-а-а!»

— Больно маловато, сокровище-то, — скептически заметила Марьванна, слегка разочарованная. Не так она себе представляла перо волшебной жар-птицы, описанное в сказках и воспетое как огромное и прекрасно. Но тут кот почему-то сильно обиделся.

— Вам бы, бабам, только побольше подавай! — сварливо заворчал он. — А тут размер значения не имеет, главное — качество и умение им пользоваться!

— И как же им пользоваться? — язвительно спросила Марьванна. — Это ж не полетать, ни согреться, тока устанешь руками махать.

— А ты не умничай! — рассердился в конец кот. — Не умничай, говорю, а меня слушай! Перо это сильнее одолень-травы! Прорастить его надо, и Кощею цветик преподнести. И тогда он твой навеки!

— Приворотное? — презрительно фыркнула гордая Марьванна. — Это не наши методы! Еще чего!

— Отчего вдруг такая разборчивость в методах? — прищурился кот, словно злой полицейский на допросе. — Мне кажется, или кто-то уже к ним пытался прибегнуть, и даже врага человечества сварил — жижу то есть зеленую?! Одолень-трава и жароптицевы перья не только приворотное. Они беды и напасти всякие решают… Раз — и нет проблемы. Оберёг против жижи хочешь!?

— Вот потому и нет, — отрезала несговорчивая, как Че Гевара перед расстрелом Марьванна. — Потому что не очень из меня зельевар, прямо скажем! Жижу я сварила вместо маски красоты! А из пера этого, поди, кокаин получится? Или еще чего хуже!?

— А тут варить ничего не надо! — парировал кот, наседая на несговорчивую, как налоговой инспектор Марьванну. — Тут вырастить надо! Как капусту, как картошачку. Умеешь ты картошачку растить, поливать? Ты ж ботаник! Уметь должна!

Марьванна умела. Да только…

— Только времени у нас на картошачки нету! — гневно ответила Марьванна. — Это я тебе как ботаник говорю! Картошачку посадить надо, да полить, да прополоть, да окучить, да жуков собрать, да… Словом, пока я с огородом этим разбираться буду, Кощей уже женится, разведется и будет платить алименты!

— … А перо только закопать в землю да полить! — перебил Марьванну вредный кот. — И расти оно будет не дольше, чем ты кудри свои плоишь. Хорош ломаться, Маняша! Я устал. У меня нервы ни к черту. Я хочу отчитаться об успешном завершении дела и получить свою миску со сметаной. Я кошечку твою снасильничаю в качестве компенсации за причинённый мне моральный ущерб.

— Я снасильничаю тебе, я снасильничаю! — зловеще пообещала Марьванна, чувствуя, как снова разом зашевелился рецессивный ген, возрожденный надеждой. — Просто полить, говоришь?

— Да! — радостно подтвердил кот, улыбаясь до ушей по своим, котовым причинам. — Ну, погнали!

Тут оживились все — и клубок, и мелкая Горынышна, тайком вылизывающая опустевшую рюмку в три горла, и даже грубый клубок-стажер осторожно выглянул из-за угла барной стойки. Кажется, движение и всеобщий кипиш, который устраивала неукротимая Марьванна, всем нравился. Богатыри, отправляющиеся в путь дальний, проигрывали Марьванне в скорости и маневренности, а так же по количеству поставленных задач. Кроме того, их путешествия очень часто перемежались банями, застольями и прочими радостями с Ягой. А это могло продолжаться очень, очень долго, и тогда кот недоедал, ибо все продукты Яга переводила на прожорливого богатыря, а клубок в углу серел от паутины и пыли. И лишь влюбленная Марьванна готова была нестись как адская гончая по следу, делая жизнь волшебных зверей и животных насыщенной и разнообразных.

Но тут система дала сбой, Марьванна вдруг заартачилась сильнее Ивашки-дурачка, дорвавшегося до баньки и печи.

— Куда ж погнали, — развела Марьванна руками, ахая и охая. — А жижа-то где?! Кощей с жижей ушел, точно помню. Неужто оседлала его, проклятая?!

Повисло гробовое молчание. Кот даже немного поседел в районе хвоста. Жижа почему-то внушала ему священный трепет. Наверное, потому, что от нее пахло полынью, в отваре которой Яга его иногда купала от блох.

— Не было с ним никакой жижи, — подал грубый голос клубок-стажер. — Один он сюда прибыл. За себя одного заплатил. А была бы жижа, я б заметил. У меня не забалуешь!

— Сюда прибыл! — передразнил язвительный клубок. — Вы смотрите, кто заговорил! Продам от мертвого осла уши? Эх, прокачу? Мошенник!

— Неудачник, — грубо ответил невоспитанный стажер. — Я теперь единоличный эксклюзивный туроператор «ТриДевятое и Пряжа». Без моего разрешения ты так и будешь по окраинам кататься, понял?

— Ах, Пряжа-а-а! — протянул насмешливо клубок. — Котя, держи гада. Я сейчас буду бить ему лицо с тяжкими последствиями.

— Но-но-но! — заверещал стажер, глядя, как кот навостряет когти стальные и вихляет жопкой, прицеливаясь, чтоб поудачнее прыгнуть. — Только попробуйте! Я жаловаться буду! У меня покровители есть! Связи! Мохнатая лапа в правительстве! У нас длинные руки!

Но кот уже налетел на него, яростно ворча и терзая серую пряжу задними лапами. Он катался, сражаясь с мошенником, пока не распустил его на петли, и клубок, налетев в кучу распущенных ниток, с победным воплем ухватил конец собственной отсеченной нити.