— Ты знаешь, она в Нью-Йорке… Сегодня звонила Билл Макьюэн…

— Зачем ей это было нужно? — спросил я подозрительно.

— Попросила поместить в газете ее объявление. Собираетсяпродать свой дом. Билл говорит, что она намерена приехать сюда в субботу.

— Так-так.., полагаю, будет говорить обо мне каждомувстречному и поперечному. После того как я предложил ей выплатить шестимесячнуюзарплату, она в ответ хлопнула дверью…

— Ну я бы не стала беспокоиться насчет того, что она будеткому-нибудь что-нибудь болтать…

Потом мы обменялись обычными «Люблю тебя», «Скучаю по тебе»и закончили разговор.

«Прекрасно!» — подумал я. Я начинал испытывать к этой подлойгадючке столь же нежную любовь, какую питала к ней и Мэриан.

Потом позвонил капитану Уайлдеру и сказал ему, что я вгороде и буду у него в восемь утра.

Он объяснил мне, как добраться до причала.

Я распорядился, чтобы меня разбудили ровно в семь, разделсяи буквально свалился в постель.

Выключив свет, я сразу же подумал о Мэриан, и меня охватилотакое чувство одиночества и тоски по ней, что я чуть не застонал от боли. Уменя не было даже ее фотографии. Потом напряжение, в котором я находилсяпоследние часы, отпустило меня, словно лопнувшая пружина, и я провалился втемноту…

…Она бежала впереди меня по тротуару, подвешенному впространстве на гигантских тросах, а под нами были только пустота и туман. Онаубегала все дальше и дальше, и, наконец, ее поглотил туман. Лишь слышалисьзвуки ее удаляющихся шагов.

Когда я проснулся, то понял, что запутался в простыне, атакже услышал, что звонит телефон.

На меня вновь навалились реальные события, и меня дажезатошнило от страха. Но потом это прошло. Конечно, я понимал, что все так ибудет: ведь в момент пробуждения вы беззащитны.

Все это пустяки, подумал я. Пройдет еще несколько дней, иострота чувств сгладится. Я снял трубку, мне сообщили, что сейчас ровно семьутра.

* * *

Капитан Уайлдер оказался пухлым и веселым человеком снеиссякаемым запасом шуток и грязных историй, а его помощником — молодойкубинец с весьма ограниченным знанием английского языка.

Для них обоих я был еще одним обладателем чековой книжки, скоторой можно с успехом снять кругленькую сумму, оставив при этом хозяина вполнесчастливым. Я, разумеется, был в темных очках и в рыбацкой шапочке с низкимкозырьком.

Я испробовал на молодом кубинце те немногие испанские слова,которые знал Чэпмен, и немного поговорил о рыбной ловле в Акапулько.

Выход в море не доставил мне никакого удовольствия. Я всевремя думал о том, что где-то там, на глубине, лежит его труп, придавленныйтоннами воды.

Мы не поймали ничего достойного упоминания, да это было и клучшему — значит, мне не придется отбиваться от фотографов. Я объяснил команде,что важное дело вынуждает меня вернуться раньше, чем предполагалось, и в тричаса мы уже были у причала.

По новоорлеанскому времени было два часа дня.

Вернувшись в мотель, я позвонил по телефону.

— Крис! Это Чэпмен! Как насчет «Уорвика»?

— О, мистер Чэпмен! Приветствую вас! Как идет рыбалка?Успешно?

— Паршиво, — коротко объяснил я. — Так что же с этимизлополучными акциями?

— Гм.., дайте сообразить. Вчера мы продали на шесть тысяч. Квечеру цена на них возросла, и мы продали еще на две тысячи. С тех пор ценадержится на одном уровне. Так что у нас остаются еще две тысячи…

— Все верно! — энергично сказал я. — Придержите их, пока ониснова не повысятся в цене… — Я быстро прикинул в уме. — А теперь вот что.

Мое состояние наличными сейчас должно составлять что-тооколо тридцати тысяч или немногим больше, верно?

— Д-да.., думаю, что так. У меня нет под рукой точных цифр,но сумма должна быть где-то в районе тридцати тысяч.

— Вот и прекрасно! А теперь слушайте, что мне от вас нужно.Я специально вернулся с моря пораньше, чтобы застать вас — ведь завтра суббота.Пришлите мне чек на двадцать пять тысяч авиапочтой по адресу: отель «Клайв»,Майами.

Сделайте это сегодня же. Мне тут кое-что подвернулось —может оказаться вообще грандиозным, если удастся заполучить по моей цене. А ядумаю, что удастся. Но мне понадобятся деньги, чтобы поразить их воображение, —либо как приманка, либо как серьезный задаток, если я предложу сделку.

— Земельные участки? — спросил он, и я почувствовал в егословах неодобрение. Люди, имеющие отношение к ценным бумагам, и дельцы попродаже земельных участков испытывают взаимное недоверие по отношению к«инвестициям» друг друга. А потом до меня дошло, что причина-то, видимо,гораздо глубже: он не очень-то верил в состоятельность моих умозаключений.

Всего, чего я достиг и добился, случилось благодаря МэрианФорсайт, а сейчас, после того как я разделался с ней, трудно было сказать, какпойдут мои дела. И это было прекрасно. Значит, то, как я сейчас действовал,вполне соответствовало исполняемой мною роли.

— Прошу прощения, — продолжал он. — Конечно, это не моедело. И я не хотел бы вмешиваться…

— Ничего, — ответил я. — Речь идет действительно о земельныхучастках. Точнее, об участке.

Он весьма обширный и примыкает к шоссе. Если мне удастсякупить его, то за восемнадцать месяцев я смогу — после уплаты налогов —получить чистый миллион. Правда, придется потратить порядочный куш наличными,но об этом я уже буду думать после того, как срежу их своим предложением.Значит, так: вы мне вышлете этот чек сегодня же, договорились?

— Хорошо, сэр! Вы получите его вечером. Авиапочтой.

— Спасибо! — сказал я. — До свидания!

Я опустил трубку, тихо вздохнул и налил себе виски. Мы явнопродвигались вперед.

Затем я позвонил в отель «Клайв», где для Чэпмена былзабронирован номер. Предупредил, что буду в воскресенье вечером, и добавил:

— Я ожидаю очень важное письмо. Возможно, оно придет раньше,чем я приеду, так что сохраните его для меня.

— Будет исполнено, мистер Чэпмен. Мы его примем.

Вооружившись пером и бумагой, я целый час тренировался,расписываясь именем Хэрриса Чэпмена, стараясь достичь совершенства и в то жевремя автоматизма, чтобы не ошибиться и не написать «Джерри Форбс», если бычто-нибудь меня отвлекло. Потом мне пришла в голову мысль, что за недолгие днипребывания во Флориде, я уже успел побывать в шкуре трех разных людей. Я былДжорджем Гамильтоном, Джерри Форбсом и теперь — Чэпменом. А через десять днейснова превращусь в Форбса. Пройдет еще какое-то время, и я, возможно, сам несмогу сказать, кто же я есть на самом деле.