— Да почему, Солнце? — перебивает Че.

— Потому, что я живу вот так! — Ком сдавливает горло. — Забей. Это только мои трудности.

— Моя жизнь ничем не лучше твоей, — возражает Че. Я перевожу взгляд на его лицо:

— Ты не понимаешь, Че. У меня мать пьет!

— И что? — Он поразительно спокоен, и моя истерика сходит на нет.

— Если бы она действительно была алкоголичкой, мне было бы не так обидно! Но она не больна! Ей проще так, и она ничего не хочет менять. Спряталась от проблем. От ответственности. От меня… Вот как так можно?

— Моя мать занимается тем же самым, — кивает Че.

— Это несравнимо…

Че перебивает:

— Я отлично понимаю, отчего ты стесняешься матери. Хочешь совпадение? Моя мать тоже всеми способами старается не замечать проблем, а когда те становятся слишком серьезными, делает виноватым кого-то другого. Меня это просто умиляет. — Он невесело улыбается. — Например, я всю жизнь бешу ее одним своим видом, вернее, доставшимся от папаши фейсом. А папашу она считает первопричиной всех своих бед. Это уже не лечится.

Че взмахивает рукой в своем коронном «виджейском» жесте и сияет, но слушать его «репортаж» невыносимо больно. Никто не любит этого невероятного парня. Никто… кроме меня. И ощущение, что на всей земле лишь мы вдвоем, тихо возвращается в сердце, страшит, но умиротворяет.

— И тебе больно, ведь мать может быть лучше, но не делает этого даже ради тебя, — продолжает Че с азартом. — А вот ты всю жизнь будешь ощущать ответственность за нее. Просто потому, что она твоя мама. Ты была с ней еще до рождения и такого понятия, как ее проблемы и твои проблемы, для тебя не существует. Знаешь, почему?

— Почему?

— Ты ее любишь.

Капли одна за одной монотонно капают из неисправного ржавого крана, в голове гудит. Че срифмовал мои мысли так, как надо, и все сказал так, как должна была сказать я. У нас действительно с ним одна душа.

— Ну да, ты абсолютно прав. — Отдышавшись, утираю слезы и обращаюсь за новыми ответами: — И что дальше?

Облокотившись на стол, Че подается вперед:

— Ты ведь никогда ее не переделаешь. Да и не ты сделала ее такой. Так прости свою маму и живи без злобы, иначе не выбраться. Я тоже стараюсь придерживаться этого курса. Хоть и не без труда. — Че стряхивает с ладоней скорлупу и подносит к губам чашку с чаем. — С жизнью все обстоит примерно так же. Вот увидишь: все будет хорошо. Она тебя еще удивит.

Зависнув между мирами, я гляжу на абсолютно идеального парня, так запросто размотавшего клубок моих противоречий и разложившего их по полочкам, но думать способна лишь о том, что не ошиблась с выбором. Ви никогда не понимала меня без слов… Ви — просто набитая дура, раз променяла Че на призрачные перспективы жизни в большом городе.

— Кстати, о «только твоих проблемах», — между делом замечает Че. — Мы вместе, и они теперь «наши». Общие. Окей?

— Окей. — Хлопаю глазами. Теперь уже у меня нет морального права сомневаться и молчать в нерешительности. — Тем, расскажи, что стряслось у тебя? — требую я.

— Мама уже несколько дней удивляет… не очень приятно. — Че снова забирает со стола чашку, допивает чай, колеблется.

— Тем! Общие проблемы, помнишь?

— Да, окей. Она решила продать квартиру, где мы все сейчас живем. Собирается обзавестись жилплощадью поскромнее, а мне предлагает на остаток средств снять угол подальше отсюда, в другом городе, и не мозолить ей впредь глаза. Я категорически против. И дело тут не в меркантильности, просто я не хочу, чтобы братья ютились в однушке. Мама на взводе: даже «сломав ее личную жизнь», я «не желаю мириться с ее решениями и продолжаю добиваться своего при помощи запрещенных приемов». — Че машет рукой. — Это была цитата. Сегодня она мурыжила меня до позднего вечера, требуя согласия на продажу, и я сказал, что буду судиться, если она не прекратит. И свалил — пусть сначала найдет меня, чтобы вручить повестку. Так что… можно перекантоваться у тебя до утра? — уже без всякого пафоса произносит Че, выдает дежурную улыбку, которой не под силу скрыть мелькнувшую в зеленых глазах безысходность. — Потом я придумаю что-нибудь, найду, где вписаться.

— Оставайся у меня. Живи тут, — отвечаю просто, загребая со стола еще орешков. — Мать все равно ушла в штопор и будет «прятаться» еще долго.

Со смотровой площадки Кошатника открывается вид на новые микрорайоны настолько родной и привычный, что щемит сердце. Наш провинциальный город напоминает мне уличного музыканта, который стоит в сером, продуваемом всеми ветрами переходе и играет так мастерски, как не способен заезжий столичный мэтр. Возможно, для Ви здесь мало перспектив и развлечений. Она всегда равнодушно проходила мимо того музыканта, в то время как я останавливалась и в оцепенении слушала его.

Натянув капюшоны почти одинаковых черных толстовок, мы с Че стоим обнявшись в полуобмороке, в полусне. Теплые руки сжаты в кольцо вокруг моей талии, затылок упирается в широкую грудь, и я, не смея глубоко вдохнуть, тихо качаюсь на волнах сказки.

Сказка — ночь, проведенная вдвоем на скрипучем диване, утро с совместной готовкой блинов по особому рецепту бабушки Че, многочасовая дневная прогулка по серости и сырости под одним зонтом…

— У тебя паспорт с собой? — слышу над ухом приятный голос, и меня парализует:

— Что? Зачем?

— Не пугайся ты так. — Че подавляет смешок. — Экскурсия по телецентру, помнишь? Без паспорта не выдадут пропуск. Режимный объект. Все серьезно!

* * *

Областной телецентр — трехэтажное угрюмое здание, притулившееся под красно-белой телебашней в относительно обитаемом углу лесопарка, под напором плеча Че распахивает передо мной высоченные стеклянные двери.

Грузный седой охранник на проходной долго изучает мой паспорт, еще дольше, сверяя каждую букву, переписывает горемычную фамилию в разлинованный вручную журнал и недовольно ворчит:

— Надоели вы, «молодежка», каждый день табунами девчонок приводите. Проходной двор развели!

— Иван Иванович, познакомьтесь, это моя девушка! — пропустив мимо ушей брюзжание охранника, объявляет Че и облокачивается на деревянную полированную стойку. Он долго и вкрадчиво выспрашивает старика о делах, о семье и здоровье, сетует на погодные аномалии нынешнего лета, пока не доводит того до белого каления. Когда охранник начинает звереть, Че молниеносно отпрыгивает от стойки, проталкивает меня через «вертушку» и за руку тащит за собой по длинному коридору.

Телецентр рушит представления о нем как о месте, откуда через переданный телебашней сигнал в дома людей яркими картинками приходит праздник. Тут все совсем не радостно: коридоры освещены моргающими люминесцентными лампами, на полу расползается старый линолеум, по левую и правую руку в ряд выстроились закрытые кабинеты.