Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дул свежий ласковый ветер. Ярко лился белый свет луны. Ветер срывал лепестки цветков, которые потом осыпались на одежду. Тонкий аромат, скользя, пробирался в нос. Чхве Чхок зачерпнул из глиняного сосуда вина, до краев наполнил чарку и выпил. Он сел, опершись на письменный стол, и стал на флейте наигрывать мелодию. Эхо от звуков флейты разносилось далеко по сторонам.
Огъён долго сидела в безмолвии, затем сказала:
– Обычно я не очень приветствую, когда женщина читает стихи вслух. Но моя душа дошла до такого состояния, что я не могу себя сдерживать!
Наконец она составила стихотворную строфу и прочитала вслух:
Как низко луна, что воспета была
древним флейтистом Ваном[116].
И цвета морского небес синева обильно полита росой.
С тобою мы вместе на птице Луань[117] взлетим
высоко в сине небо.
И даже в тумане, что в горах Пэнлай[118],
мы не потеряем пути.
Чхве Чхок не знал, что Огъён обладает таким выдающимся талантом сочинять стихи, и, услышав, как она декламирует вслух, очень удивился. Он продекламировал стихи Огъён, снова и снова восхитился, и сам тут же сочинил стихотворную строфу в ответ:
Над Башней Яшмовой[119] далекой краснеют утром облака.
Звук флейты далеко разнесся. Мелодия звучит еще.
И эхо полнится до неба. Когда ж луна зайдет за горы
То тень цветов, что во дворе, качаться будет
в ароматном ветре.
Как только Чхве Чхок закончил декламировать стихи, Огъён несказанно обрадовалась. Когда возбуждение прошло, ее охватила грусть. Взяв супруга за руку, она заплакала и сказала:
– В мире людей много несчастья. Как правило, и в хороших делах немало трудностей. Никогда не знаешь, ждут тебя в жизни встречи или расставания. Поэтому мне грустно.
Чхве Чхок вытер ей слезы и сказал, утешая:
– Главный принцип Неба в том, что сжатое – широко раскрывается, а полное до краев – становится пустым. Если где-то есть что-то хорошее, то где-то есть и что-то отвратительное. Вполне естественно, что бедствия и тревоги неотделимы от человеческой жизни. Но даже если приближается несчастье, нужно, следуя судьбе, сохранять душевное спокойствие. Разве можно попусту поддаваться грусти? В старину люди говорили: «Не грусти из-за ненужного беспокойства». И еще есть поговорка: «Говори только о хорошем, а плохое не допускай в речь». Давай же не будем терзаться из-за переживаний о суетном, чтобы не помешать нашей радости на душе.
После этого любовь между супругами стала еще глубже. Двое прекрасно чувствовали малейшее движение души друг друга и не расставались ни на один день.
В восьмую луну года под циклическим знаком чонъю[120] японские головорезы захватили Намвон. Все жители покинули город, спасаясь бегством. Семья Чхве Чхока тоже укрылась в местности Ёнгок в горах
Чирисан. Чхве Чхок переодел Огъён в мужские одежды и смешал с толпой, чтобы никто не смог догадаться, что Огъён – женщина.
Не прошло и нескольких дней с тех пор, когда они ушли в горы, как закончилось пропитание, и они стали голодать. Чхве Чхок вместе с парой молодых мужчин спустился с гор, чтобы добыть еду и заодно разузнать положение дел у японских разбойников. Группа
Чхве Чхока дошла до местности Куре и внезапно наткнулась на вражеские войска. Спрятавшись в зарослях на скале, им удалось избежать опасности.
В тот день японские отряды вошли в долину Ёнгок, полностью прочесали ее, разбойничали и грабили, не оставляя после себя ничего. Чхве Чхок оказался в ситуации, когда и путь вперед, и дорога назад оказались перекрыты. Он не мог ни вернуться домой, ни пойти дальше.
Только через три дня, после того, как японские разбойники ушли, Чхве Чхок попал в долину Ёнгок. Когда он вошел в Ёнгок, то увидел, что дороги завалены трупами, а текшая повсюду кровь, казалось, образовывала реку. Из глубины леса доносились еле слышные звуки рыданий. Чхве Чхок пошел на эти звуки и обнаружил старика со следами ран по всему телу, а с ним несколько детей. Увидев Чхве Чхока, они заплакали и рассказали:
– В течение трех дней вражеские войска приходили в горы, отбирали добро, резали и убивали людей, всех без исключения молодых увели с собой. Вчера они, наконец, ушли и встали лагерем не берегу реки Сомчжинган. Если вы хотите найти членов своей семьи, отправляйтесь к берегу реки.
Чхве Чхок, вознеся очи к небу, громко зарыдал и, стукнув ногой по земле, захаркал кровью. Без промедления он отправился в сторону реки Сомчжинган.
Не прошел и несколько корейских верст, как увидел кучу сваленных трупов, со стороны которой доносился то появляющийся, то прерывающийся стон. Было трудно понять, жив или мертв человек, и кто он, так как все его лицо было сплошным сгустком крови. Он пригляделся к одежде, и ему показалось, что это – служанка Чхунсэн. Он громко позвал:
– Ты не Чхунсэн?
Чхунсэн округлила глаза и с трудом выдавила из себя:
– Господин, господин! Всю семью схватили и увели с собой вражеские войска. Я несла ребенка, Монсока, за спиной и не могла быстро бежать. Поэтому враги закололи меня ножом, и я упала. Только через полдня я с трудом пришла в себя. Но я не знаю, что случилось с ребенком, которого я несла за спиной.
Как только она закончила говорить, силы покинули ее, и она перестала дышать.
Чхве Чхок ударил себя в грудь, затопал ногами. От переполнившей его тоски он потерял сознание и упал.
Через какое-то время он пришел в себя, но не знал, как поступить. Оправившись, он направился к реке Сомчжинган. На берегу реки увидел несколько десятков сильно израненных стариков и детей, собравшихся вместе и рыдающих. Он подошел и спросил, что произошло. Кто-то из собравшихся ответил:
– Мы прятались в горах, а потом нас схватили и привели сюда. Когда мы дошли до корабля японских разбойников, те посадили на судно только молодых, а стариков и детей порезали ножами и бросили на произвол судьбы.
Чхве Чхок зарыдал в безысходном отчаянии и, не желая больше жить в этом мире в полном одиночестве, решил покончить собой. Но тут же люди, находившиеся рядом, желая спасти Чхве Чхока, не допустили, чтобы он