Через четверть часа «хорьх» разведчиков, за рулём которого сидел, как всегда нахмурившись, Некрасов, имея на борту капитана Савушкина и ротмистра Кучинского – выехал со двора дома на Белеградской и направился на запад, стараясь двигаться как можно незаметнее и по возможности не зажигая фар.

Стрельба в Праге¸ с разной степенью интенсивности, слышалась в эту ночь повсюду – и северо-восточнее, в Жижкове, и рядом, в Нуслях, и на юго-востоке, в Вршовицах, и на юге, в Михле. Где-то перестрелки вспыхивали и через пару минут затихали, где-то оружейно-пулеметный огонь вёлся непрерывно; в районе Панкраца слышны были выстрелы танковых орудий, артиллерия подавала голос и с западного берега Влтавы, хотя кто там по кому стрелял – Савушкин даже не представлял… Бои, судя по звукам, шли по всему городу, но как-то не всерьёз – и немцы, и повстанцы, судя по интенсивности огня, просто прощупывали друг друга, проверяли на «слабо». Савушкин, вслушавшись в какофонию беспорядочных перестрелок – спросил:

– Пётр Николаевич, мосты вы хоть контролируете? Судя по общей картине, линии фронта в городе нет.

– Нет, – согласился Кучинский. И добавил: – Да и откуда ей взяться, повстанцы тыкаются, как котята слепые, немцы – сплошь тыловики и прочая нестроевая публика… Вот и лупят друг по дружке, как только увидят, без всякого понимания. А мосты… Мосты мы держим. Мало ли, завтра прикажут сматывать удочки… Мы к одному из них и едем. Мосту Палацкого. Я водителю объяснил дорогу…

Некрасов, слушавший их разговор – кивнул.

– Сейчас на набережную вывернем – и в этот мост уткнёмся. Если я поворот не прозевал….

Не прозевал. Мост был на месте. Подходы к нему охраняли две стационарные батареи зенитной артиллерии – до вчерашнего дня бывшие немецкими. Теперь у их 88-мм пушек сновали власовцы, власовский же, судя по всему, старенький Т-34 ещё с семидесятишестимиллиметровой пушкой стоял прямо на въезде, перекрывая всякого движение по мосту.

У капонира из мешков с песком «хорьх» остановил дозор из полудюжины бойцов – к счастью, оказавшихся из батальона Кучинского. Признав командира, они без лишних слов пропустили «хорьх» на мост – впрочем, Некрасову немалого труда стоило объехать тридцатьчетверку, в один момент Савушкину даже показалось, что придётся пожертвовать левым задним крылом их транспортёра – но, к счастью, всё обошлось. Через пять минут они оказались на левом берегу Влтавы – где уже никаких патрулей, дозоров и пикетов не наблюдалось, а такая же стационарная батарея ПВО из шести тридцатисемимиллиметровок была просто брошена на произвол судьбы – вокруг неё не видно было ни единого человека.

– Штаб Буняченко найдёшь? – Спросил Савушкин.

Кучинский пожал плечами.

– Постараюсь. Там же и штаб нашего полка, я там был дважды. Сейчас, – обратился он к водителю, – никуда не сворачивай, так по трамвайным путям и чеши, а будет большой перекрёсток – я покажу – свернёшь налево, и дальше прямо. Проедем под мостом, справа будет большой парк, за ним надо будет свернуть в тоннель под железной дорогой, и прямо на выезде мы должны уткнуться в красивый дворец. Ночью, конечно, мы там особо ничего не увидим, но именно там – штаб генерала Буняченко и нашего полка.

Водитель молча кивнул и прирос к рулю, стараясь не сбиться с дороги.

Прага даже ночью выглядела изумительно, даже не смотря на то тут, то там вспыхивающие перестрелки. Каких-либо видимых разрушений ни недавние бомбёжки, ни только вчера начавшееся восстание городу не причинили, и Савушкин поймал себя на мысли, что в глубине души очень не хочет, чтобы этот чудесный город пострадал от уже, фактически, закончившейся войны. Уж больно он был красив…

Внезапно в машине явственно потянуло гарью. Савушкин всмотрелся в лежащие перед ним городские кварталы – так и есть, война здесь всё же отметилась. Перед ними были результаты бомбёжки – Савушкин научился отличать их от артиллерийского обстрела ещё в начале войны. Четвертьтонные бомбы вырвали из городского ландшафта целый квартал – сейчас догорающий на глазах разведчиков. Руины выглядели тем более дико, что вокруг была мирная, спокойная Прага – за все эти годы почти не знавшая ужасов войны. Но не обгоревшие фасады, провалившиеся крыши, дым, гарь, смрад сгоревшей резины – заставили капитана насторожится. В свете по-прежнему горящих, как в мирное время, городских фонарей, впереди, метрах в двухстах, прямо посреди улицы стояла группа бронетехники – странные, ранее им невиданные, трёхосные бронеавтомобили – и рядом с ними парочка чёрных, сияющих лаком, лимузинов, плюс санитарный фургон, грузовик с антеннами на крыше, и в завершение – дюжина «виллисов», которые, в отличие от остальной техники, он сразу признал. Вокруг всего этого скопления техники не было ни души – что было весьма странным. И ещё более странным было – что все машины были явно новые, в заводской краске, без характерных для долгой эксплуатации в военных условиях мелких повреждений. Как с конвейера… Чёрт, да чья ж это техника? Точно не повстанцев, вряд ли – немцев, и уж точно – не власовцев….

Как будто угадав мысли своего командира, Некрасов, снизив скорость и приняв вправо, поближе к густым зарослям сирени – хрипло бросил:

– Американцы!

Глава четырнадцатая

О вреде бесплодных мечтаний в военном деле, и особенно – в политике…

– И вы здесь, капитан? – Голос полковника Архипова вывел Савушкина из ступора. Командир первого полка власовской дивизии, собственной персоной, стоял на тротуаре в метре от «хорьха» разведчиков, бес его знает, как сумев подобраться к машине таким макаром, что его никто не обнаружил.

Савушкин потряс головой. Вот же чёрт…. Но ответил бодро:

– Ну а где ж мне ещё быть, герр оберст? Меня сюда именно для этого и отправили – держать руку на пульсе событий. Вы, я вижу, с американцами дружбу решили завести?

Архипов покачал головой.

– Не могу вам ничего сказать по этому поводу, капитан. Не имею права. Одно только могу вам сообщить – на рассвете мы уходим из Праги. Только что принято решение….

Ого! Савушкин изумлённо спросил:

– А как же повстанцы? Их же немцы перебьют, как уток на зорьке? С востока эсэсовские кампфгруппы танковым тараном в город входят!

Полковник пожал плечами.

– Больше мне вам нечего сказать, капитан. Да и…. Красные начали движение на Прагу. Вернетесь к себе – послушайте эфир. – После чего спросил: – Вы, как я понял, с Кучинским прибыли; и где мой комбат?

Савушкин растерянно осмотрелся – ротмистра Кучинского