ни в «хорьхе», ни поблизости от него не было. Капитан пожал плечами.

– Только что был тут. Может, по нужде отошёл…

Архипов кивнул.

– Что ж, не смею вас задерживать. Более мы с вами не союзники, посему в ваших интересах – как можно быстрее покинуть Йинонице. Вам здесь небезопасно – и как немецкому жандарму. и как советскому парашютисту.

– Спасибо за заботу. Через десять минут мы уезжаем.

– Сделайте одолжение. Через четверть часа я прикажу открыть по вам огонь. Как это ни прискорбно звучит…. – И, развернувшись через левое плечо, полковник направился к зданию штаба, у которого сгрудились американские машины.

– Товарищ капитан, едем? Этот чёрт белогвардейский и впрямь нас велит расстрелять прямо в нашем «хорьхе»… – подал голос Некрасов.

– Ждём десять минут. Не можем мы без комбата уехать.

Некрасов посмотрел на свои знаменитые часы, молча кивнул.

Впрочем, десять минут им не потребовалось – Кучинский ввалился в «хорьх» через несколько мгновений. Предвосхищая вот-вот готовые вырваться упрёки Савушкина, он приложил палец к губам и, хлопнув Некрасова по плечу, бросил вполголоса:

– Гони!

Повторять сказанное ему не пришлось – снайпер тотчас нажал на акселератор, почти на месте развернул «хорьх» и, живо набирая ход, повёл машину в обратном направлении – не придавая значения трамвайным путям, ямам и выбоинам.

– Узнали что-нибудь, Пётр Николаевич? – Спросил Савушкин, как только «хорьх» вывернул на прямую дорогу к мосту Палацкого.

– Узнал. И очень даже много чего! – Кучинский, усевшись поудобнее и держась за рукоятку двери, произнёс: – Во-первых, Власов сегодня ночует здесь, в Йинонице. Это достоверная информация от его адъютанта, капитана Антонова, мы с ним вместе были на курсах в Бунцлау.

– А почему ваша дивизия завтра уходит из Праги? – Спросил Савушкин.

– Уже сегодня, – ответил Кучинский, взглянув на часы. И продолжил: – Сегодня днём Власов послал Антонова к чехам, в их Национальный совет, который вроде как руководит восстанием. До этого мы имели дело с комендатурой «Братош», но там нам предложили установить связь с этим Советом.

– И что Совет?

Кучинский хмыкнул.

– Ничего хорошего. Предложил нам выметаться из Праги. Из двенадцати членов этого Совета восемь – коммунисты. Антонов рассказал, что там главный – какой-то Смрковский, который заявил, что наше соглашение с комендатурой «Бартош» не имеет значения, никакие её гарантии ничего не стоят, наша дивизия явилась в Прагу по своей воле, никто из ответственных лиц её не звал, а то, что болтало радио – так то радио, с него и спрашивайте. Члены этого Совета предложили Антонову подписать бумагу, типа, этот Чешский Национальный Совет никакого отношения к действиям генерала Власова не имеет – понятно, им надо оправдаться в глазах Советов за сотрудничество с нами…

– Подписал?

– Ну а куда ему деваться? Подписал…. На прощание коммунисты посоветовали ему передать своим командирам предложение сдаться войскам Первого Украинского фронта. Де, завтра-послезавтра они будут здесь, глядишь, в эйфории от занятия Праги и проявят великодушие…

– Понятно. – Помолчав, Савушкин осторожно спросил: – А про американцев этих что-нибудь знаешь?

Кучинский кивнул.

– Знаю Это разведгруппа генерала Паттона. Формально командует ею майор Карл Доуд, и её официальная цель – доставить командованию группы армий «Центр» приказ о капитуляции, которая была подписана в ночь на седьмое мая в Реймсе[50]. С американцами – представитель немецкого генерального штаба во Фленсбурге полковник Мейер-Дитринг, ему поручено доложить Шернеру о капитуляции.

– Как я понимаю, есть одно но?

– Есть. Вместе с группой прибыл подполковник Роберт Пратт. В компании с ним – трое или четверо каких-то штатских. Они здесь по другому вопросу, по какому – я не знаю. Но они в штаб Шернера не едут, они остаются здесь.

– Зачем?

– Этого я не знаю.

– Это может быть как-то связано с генералом Власовым?

Кучинский хмыкнул.

– Думаю, что только с ним и связано. Что-то крутит генерал, американцы к нему зачастили, Антонов говорил, что уже три раза за последнюю неделю их представители побывали в его штабе….

Савушкин молча кивнул. Он вспомнил свою встречу с бароном фон Тильзе близ Мельника. А ведь не врал старик… Капитан, оглядев подъезд к мосту Палацкого, промолвил:

– Витя, тормози. На ту сторону мы не поедем. Возвращаемся! – Помолчав, спросил озабоченно: – Там, – он кивнул на заднюю часть «хорьха», – наши куртки остались?

Некрасов, развернув «хорьх», ответил:

– Должны быть.

Савушкин удовлетворённо кивнул. Кучинский, сосредоточенно глядя на улицу, спросил негромко:

– Не боитесь возвращаться?

Савушкин пожал плечами.

– Боюсь. Архипов пригрозил, что велит стрелять. Мы, правда, с белым флагом придём, по форме – но всяко может быть. Но иначе никак…. – И, уже водителю: – Витя, как подъедем к штабу – достань мою куртку и, если вдруг найдёшь – фуражку или пилотку наши.

– Есть, товарищ капитан! Мне тоже переодеться? Пилотка у меня есть, со звездой, всё чин-чинарём….

– Да. И белый платок нужен.

Некрасов от неожиданности чуть не врезался в афишную тумбу.

– Белый? Да где ж я его возьму? Я не лейтенант, у меня их отродясь не водилось…

– У меня есть. Почти чистый. – Произнёс Кучинский и, достав из полевой сумки белый платок – протянул его Савушкину. Тот благодарно кивнул, повязал его на стек, валявшийся в салоне, и, критически осмотрев плод своих усилий – промолвил:

– Ладно, сгодится. – И, повернувшись к ротмистру, сказал: – Пётр Николаевич, значит, диспозиция такая. Мы с Некрасовым – представители Красной армии, прибыли к генералу Буняченко с предложением капитулировать здесь, в Праге, перед войсками Первого Украинского фронта.

– Обматерит и выгонит. В лучшем случае.

Савушкин кивнул.

– Это не важно. Наша роль в этой пьесе – «кушать подано». Главная роль – ваша. Вам надо найти тех людей в штатском, которые приехали вместе с этим подполковником американским, как его… Робертом Праттом. Если среди них будет пожилой, лет пятидесяти пяти, сухощавый такой, поджарый человек, седой, благообразный, в общем, аристократ с виду – найдите возможность с ним поговорить. Скажите, что с ним хочет поговорить гауптман Эрнст Вейдлинг из Шарлоттенбурга. Если это тот человек, о котором я думаю – он непременно согласится. Отведите тогда его к нашей машине, мы с ним там потолкуем.

Кучинский почесал затылок.

– Я постараюсь, но ничего обещать не могу.

– А и не надо обещать. Надо просто сделать….

Савушкин критически осмотрел своего сержанта.

– Галифе немецкие. Сапоги хоть наши. В куртке не жарко?

– Нормально, я ж китель снял. – Буркнул Некрасов. И добавил: – У вас тоже галифе немецкие.

– Зато погоны наши. Не зря мне их Костенко в Будапеште на аэродроме нашивал, да ещё приговаривал – мол, як вы меня отличите в Чехии, без погон? – Помолчав, Савушкин произнёс: –