Отец Блэквуд говорил, что Вещие сестры должны быть благодарны академии за то, что она наставила их на верный грешный путь. Пруденс терпеть не могла слушать это, но, возможно, он был прав. Ведьмы, не приступившие к учебе с младых ногтей, часто сбиваются с дороги. В Нике Скрэтче таилось что-то глубоко неправильное.

Ник вразвалочку отошел от Пруденс и стал подниматься по лестнице. Она побрела за ним, прижимая младенца к груди.

– Вот, значит, где ты набрался этих нелепых идей насчет того, что она тебе нравится, – фыркнула Пруденс. – И во всеуслышание рассуждаешь о ее красоте! Что о тебе люди подумают? Не стыдно?

– Не-а, – ответил Ник.

– А зря! Имей хоть немного самоуважения, Николас! Бери пример с меня.

В этот самый подходящий момент мимо проходил Эмброуз Спеллман. Он легко взбежал по лестнице, по которой они медленно плелись вверх.

– Эй, секс-бомба, – окликнула его Пруденс. – Мне дела нет, жив ты или мертв.

– И тебе добрый вечер, – протянул Эмброуз с тенью улыбки.

Ник скривил губы:

– Я Сабрине такого не говорю.

– Это приветствие работает лучше всего, – тихо проговорила Пруденс.

Она долго смотрела Эмброузу вслед. На нем был красный шелковый жилет без рубашки, прямо на голое тело. Невыносимо.

Втюриться в кого-нибудь – это все равно что быть похороненной заживо. Наглотаешься могильных червяков, а потом чувствуешь, как они целый день копошатся у тебя в животе.

Она с трудом отвела глаза и обнаружила, что Ник взирает на нее с точно отмеренной долей соболезнования.

– Может, расскажешь ему о своих чувствах?

– Как ты смеешь! – возмутилась Пруденс. – Я еще никогда в жизни ни к кому ничего не чувствовала! Я не из тех сумасшедших, кто ходит обедать в гости к людям! Ты хоть проверил пищу, прежде чем съесть?

Ник вздохнул:

– Поверь, у меня еще осталось немного благоразумия. Я осторожен.

Они подошли к покоям отца Блэквуда. Пруденс отперла резную дубовую дверь, вошла в детскую и положила Иуду в колыбельку из черного дерева. Обычно она сама ночевала на кушетке рядом с этой колыбелькой и просыпалась на каждый писк. Иуда всегда спал беспокойно, но сейчас она укутала его одеяльцами в вышитых звездах и пентаграммах, и он быстро затих. Видно, устал за этот насыщенный день. Пруденс опустилась возле колыбельки на красный бархатный пуфик с перевернутым распятием и вспомнила, какой ужас пережила, увидев младенца в руках охотника на ведьм.

– Как можно быть таким беспечным, – шепотом, чтобы не разбудить мирно спящего Иудушку, упрекнула она Ника. – Ты вообще когда-нибудь раньше разговаривал с людьми? Конкретно – с парнями?

Она обернулась. Ник стоял под чучелом аллигатора, подвешенным к потолку. Его лицо было безмятежно, руки в карманах, а над головой поблескивали острые крокодильи зубы.

– Аж с тремя.

Пруденс подумала, что лучше уж беседовать с аллигатором: в нем и то больше разума.

– С тремя, – повторила она. – Грандиозно. Пока ты набивал шишки в снежных горах, я стала специалистом по земным парням. Хочешь, поделюсь опытом? Вот как с ними надо обращаться. Сначала они влюбляются и дарят цветы.

Ник растерянно заморгал.

– Зачем? Накладывать чары?

– Нет. Люди ставят цветы в сосуды, называемые вазами, помещают у себя дома и смотрят, как те медленно умирают.

– Ого! – поразился Ник. – Какой ужас. Ты точно это знаешь?

– Клянусь следами копыт Сатаны на горящем поле. После цветов они расточают комплименты. Говорят: «Ты средоточие зла». А когда ты их в ответ благодаришь, то почему-то злятся. С обычными ребятами это смешно, а с охотниками на ведьм опасно. Потому что охотники нас убивают.

– Пусть попробуют, – фыркнул Ник.

Пруденс медленно, терпеливо объяснила:

– Предназначение охотников – уничтожать нас.

Из соседних покоев донеслось нестройное пение сатанинского гимна, потом захихикали сразу несколько ведьм. Пруденс покачала колыбельку.

– Я тебя умоляю, – осклабился Ник. – Понимаю, что быть охотником – не шутки, но этот не похож на остальных. Он любит рисовать дурацкие картинки и петь дурацкие песенки. Ах, боюсь, он того и гляди меня уничтожит.

– И еще один забавный факт о земных ребятах, – наставительно произнесла Пруденс. – Стоит только подумать: «Нет, этот не такой, как другие», как выясняется, что он точно такой же. И с охотниками то же самое. Они опасны.

Ник улыбнулся. Он так ничего и не понял.

– Я тоже опасен.

От разговоров об охотниках на ведьм у Пруденс мурашки поползли по коже. О них с детства знали даже сироты. Детишки в академии шепотом рассказывали друг другу под одеялом страшные истории. Живешь-живешь под сенью Темного повелителя, вдруг – бац! И просыпаешься от слепящего света. Это пришли охотники с факелами. Если повезет, кто-нибудь успеет перед смертью закричать, предупреждая остальных. Они с сестрами сотни раз проходили учебные тревоги, тренировались объединять свои силы, побеждая охотников.

Пруденс понимала – трудно представить, что Харви организует массовое побоище, он даже стрижку себе организовать не способен. Она попыталась зайти с другой стороны.

– А что должно было произойти в конце твоего гениального плана? Допустим, что он удался. Вы с Сабриной поженились. А если она захочет, чтобы этот человек поселился с вами? Нельзя же держать такое существо у себя дома! Они стареют и разваливаются у тебя на глазах. Это негигиенично.

Ник нахмурился.

– А когда они умирают?

– Лет в семьдесят или восемьдесят.

– Не может быть! – отпрянул Ник.

– Жалко, правда? Они скорее золотые рыбки в человеческом облике.

Он, кажется, отнесся к этой новости со всей серьезностью.

– Я читал, что если построить фундамент на доверии и привязанности, то разрушения, производимые временем, станут не так заметны.

– Чушь, – сообщила Пруденс.

– Совершенно верно, Пруденс, – подтвердил отец Блэквуд, нарисовавшись в дверном проеме. – Ник, хватит читать всякую ерунду.

Одеяния на нем слегка растрепались. У него за спиной Пруденс разглядела нескольких ведьм, совершенно обнаженных, если не считать боа из черных перьев. Ведьмы танцевали. Ничего особенного, типичный вечер среды.

– Мне крайне жаль прерывать в самом разгаре процесс соблазнения, – добавил отец Блэквуд. – Я только хотел посмотреть на свое дорогое дитя.

Шелестя сутаной, он прошел мимо Пруденс, даже не взглянув на нее, и провел острыми ногтями по резному дереву Иудиной колыбельки. Младенец приоткрыл глаза и завопил во всю мочь.

– Слышу тебя, Иудушка, слышу, – прошептал Ник и повысил голос. – Я не намеревался никого соблазнять. Просто разговаривал с Пруденс.