в перечисленных Голстейном прегрешениях были замешаны практически все и, держа в уме возможную кару, многие сочли лучшим вариантом донести на соседа прежде, чем он донесет на тебя сам.

До полудня в каморку заглянуло всего несколько человек, но потом жиденький ручеек страждущих донести Власти о возможных прегрешениях и богохульствах окреп и превратился в полноценную очередь, тянувшуюся со ступенек крыльца ратуши.

Простоявшую там всю ночь виселицу утром убрали, тем более что тела бандитов кто-то, по всей видимости родственники покойников, уже снял, и держать перед входом пустую деревянную раму уже не было смысла. Сохранившегося на ступенях грязно-бурого пятна и все еще витавшего в воздухе запаха гнилой плоти вполне хватало, чтобы вереница просителей изогнулась широкой петлей, огибавшей место вчерашней экзекуции.

Как Голстейн и предполагал, подавляющее большинство доносов и жалоб касались сугубо мелких личных моментов, не имевших большого значения. У кого-то дома видели икону Пастырей, кто-то непочтительно отозвался об Имперских властях, то да се… Пара посетителей, правда, явились с повинной и сдали Инспектору изрядно потрепанный Пастырский псалтырь и небольшой образок Пламенного Архангела, от которого за версту несло чьей-то самодеятельностью. В целом Голстейн не выяснил для себя ничего нового или существенного, все услышанное в полной мере соответствовало тому, что он сам видел на грязных переулках Цигбела.

И тем не менее, он не оставлял надежды выловить в проходящем через его сеть людском потоке отдельные крупицы ценной информации. Иногда человек, сам того не желая, способен раскрыть тщательно охраняемый секрет, рассказывая о совершенно посторонних вещах. Достаточно внимательный слушатель, не пропускающий ни одной, даже самой незначительной детали, способен по его мелким оговоркам и умолчаниям достроить всю картину и сделать нужные выводы. Беда лишь в том, что для получения результата порой приходится процеживать огромное количество совершенно пустой информации, и никто не даст гарантии, что в итоге тебе все же повезет урвать что-то действительно важное.

К немалому удивлению Голстейна человеком, сообщившим ему нечто реально интересное, оказался капитан Кхольси – один из тех полицейских, что прибежали на его свисток после стычки в подворотне. Парень стянул с головы фуражку и теперь молча мял ее в руках, примостившись на самом краешке стула.

– Вы чем-то хотели со мной поделиться, молодой человек? – аккуратно подтолкнул его Инспектор. – У вас имеется важная для безопасности Империи информация?

– Да, госп… то есть… ну, я хотел… но не касательно меня или… просто… – несчастный окончательно запутался и умолк.

– Рассказывайте, – кивнул Голстейн, словно не заметив его волнения. – Ценность может представлять любой, даже самый малозначительный факт.

– Я хотел сказать, что есть один… человек, – Кхольси замялся. – Темная личность, знаете ли, крайне скользкий и неприятный тип.

– Это само по себе еще не преступление.

– Да, верно. Поговаривают, кстати, что он мог иметь отношение к организации того покушения на вас, – капитан тряхнул головой, – но я вспомнил о нем по другому поводу.

– Что с ним еще не так?

– Просто когда-то, будучи крепко выпивши, заявлял, причем не без бахвальства, что однажды не только собственными глазами видел Пастыря, но даже сражался с ним и остался жив. А поскольку с фантазией у него откровенно туго, то я склонен полагать, что он не сочинял.

– Вот как? – Голстейн заинтересованно приподнял бровь.

Одно дело выслушивать бесконечные перепевы одних и тех же историй о родственниках, поминающих Пастырей к месту и не к месту, или о спрятанной у кого-то под занавесочкой иконе, и совсем другое – обнаружить человека, утверждающего, что он знаком с ними лично. Это уже гораздо, гораздо интересней!

– Любопытно, – инспектор побарабанил пальцами по столу. – Доставьте его ко мне.

– Что?.. О! – судя по всему, отправляясь к Инспектору на прием, юный капитан даже не удосужился заглянуть хоть немного в будущее, и никак не ожидал подобного поворота. Полученный приказ определенно застал его врасплох. – Каким образом?

– Это уже вам решать. Целым и невредимым необязательно, можете и помять, ежели вздумает упрямиться. Но хотя бы часть зубов ему оставьте, я все же хотел бы с ним более-менее нормально поговорить. Задача ясна?

– Э-м-м, да… так точно, господин генерал! – спохватившись, Кхольси подобрался и ответил как положено.

– Исполняйте!

Вопреки опасениям Голстейна, Кхольси не подкачал, и ближе к вечеру закованного в наручники угрюмого вида мужика втолкнули в его приемную. Выглядел он и впрямь довольно устрашающе – нечесаные космы спутанными прядями спадали на плечи, где переплетались с такой же всклокоченной густой бородой, делая посетителя похожим на заросшего густой шерстью лесного обитателя. Он слегка сутулился, но даже так оказывался почти на полголовы выше капитана, подталкивавшего пленника в спину.

– Да завязывай ты толкаться-то, служака! – хрипло огрызнулся он. – А не то я сейчас тебя так толкну, что ты у меня… О!

Из-под спадавших на глаза грязных волос сверкнули глаза, обшарившие помещение быстрым цепким взглядом, мгновенно ухватив и мундир в углу и портрет на стене. Должные выводы были сделаны мгновенно. Густая борода, даже сквозь которую проглядывали покрывающие правую щеку человека страшные шрамы, расплылась в широкой подобострастной улыбке.

– Мое почтение, господин начальник! – воздух в кабинете мгновенно наполнился ароматом дешевой выпивки.

Голстейн молча указал глазами на стул напротив, и Кхольси, грубо рванув пленника за рукав, усадил того перед Инспектором.

– Уймите же своего служаку, наконец, господин начальник! – возмутился бородач. – У меня от его тычков уже вся спина в синяках!

– Скажи спасибо, что не в крови… – невозмутимо заметил Голстейн, которому категорически не нравились фамильярные и даже развязные манеры гостя. Люди обязаны четко знать, кто есть кто, и вести себя соответственно.

– О! – его собеседник изобразил поклон. – Премного благодарен, господин нач…

– …но это недолго поправить.

Бородач умолк и сел прямо, внимательно изучая генерала. Первобытные животные инстинкты не раз спасали ему жизнь и сейчас они подсказывали, что выходки, которые сходили ему с рук при общении с Моккейли, в случае Имперского Инспектора могли обернуться весьма серьезными неприятностями. Вплоть до роли еще одного «наглядного пособия», болтающегося на виселице с выпущенными кишками.

– Докладывайте, – убедившись, что сидящий напротив пленник верно понял его более чем прозрачный намек, Голстейн перевел взгляд на Кхольси.

– Это Верерг Хорн, – изрядно довольный собой капитан