От Голстейна не укрылось, как бандит запинается и начинает путаться в деталях всякий раз, когда речь заходит об его действиях, которые он явно не хотел предавать огласке. Но сейчас генерала волновал исключительно Пастырь и обстоятельства его появления на лесной дороге.

– Когда и как Архангел отбыл обратно на небо?

– Вы уж меня извините, господин, но в тот момент мне было как-то не до любования происходящим вокруг, – фыркнул Верерг. – Я когда немного очухался, обнаружил себя застрявшим на какой-то сосне. Всю щеку себе разодрал, вся одежда в крови, правой руки вообще не чувствовал. Я только наутро кое-как спуститься смог. Нас тогда только трое из всего отряда в живых осталось, да и те – калеки.

– А что с обозом?

– Уехал. Они забрали всех своих покойников и укатили дальше в Ахово, оставив наших мертвых ребят валяться в придорожных канавах.

– А ты ожидал, что они устроят им пышные похороны? Скажи еще спасибо, что вас не добили.

– Думаю, после встречи с Архангелом, они и сами не верили, что остались живы, и поспешили убраться подобру-поздорову. Тут уж не до отмщения.

– Ты не знаешь, кто именно из беженцев призвал Пастыря?

– Призвал?! – Верерг недоуменно нахмурился. – В каком смысле?

– Пастыри не являются сами по себе, – терпеливо разъяснил Голстейн, – даже если ситуация совсем ни к черту, и все вы вот-вот отдадите концы. Они явятся на помощь только если услышат достаточно громкую и убедительную мольбу.

– Услышат? Каким образом?

– Посредством Пастырского Амулета.

– О!

Верерг умолк, осмысливая услышанное. Инспектор же терпеливо ждал, покуда новая информация должным образом уложится в голове бандита и поднимет из глубин растревоженной памяти новые подробности, ранее ускользавшие от его внимания.

– У одной из нищенок был младенец, – заговорил бородач осторожно, словно по крупицам восстанавливая картину давно минувших событий, – и у него в пеленках она запрятала странный голубой кулон. Я помню, как мне показалось любопытным, что он светится посреди ночи, хотя вокруг стояла тьма кромешная.

– Это означает, что он услышал зов о помощи, и Пастырь уже в пути, – пояснил Инспектор.

– Да, кто-то из ребят закричал, что это не к добру, и лучше бы делать ноги, пока не поздно, но мы даже с места сдвинуться не успели…

– Строго говоря, в тот момент вы все уже были обречены. От гнева Пастыря невозможно спрятаться или убежать. И никакие доспехи тут не помогут.

– А Его самого не берут никакие стрелы, – кивнул Верерг. – Несколько штук в него выпустили – и только искры в стороны полетели!

– То есть у кого-то из беженцев при себе имелся Амулет, – Голстейн вернул беседу в нужное ему русло. – У кого именно? Можешь вспомнить? Имя, лицо, характерные приметы?

– Да какие там приметы в грязи и кромешной тьме, помилуйте! Там бабу от мужика-то едва отличишь. Что тот, что другая – куча грязных лохмотьев и слезная мольба о пощаде!

– Они направлялись в Ахово? – уточнил Голстейн, что-то прикидывая в уме.

– Насколько мне известно, да.

– И младенец был совсем грудным, несколько месяцев от роду, не более?

– Начальник, помилуйте! – взмолился бородач. – Я в таких делах ни черта не смыслю. Все, что я помню – перепуганная юная мамаша и маленький орущий кулек в ее руках, да и только!

– Это означает, что где-то в Ахово сейчас должен присутствовать подросток примерно двенадцати-тринадцати лет от роду, родители которого прибыли с тем обозом. Взрослые еще могут как-то раствориться среди соседей и других работяг, но вот юную поросль спрятать невозможно, – Инспектор тяжело опустил ладонь на стол. – Найди мне в Ахово все семьи, подходящие под данное описание.

– Кто? Я?! – опешил Верерг.

– Ты предлагаешь моему капитану с полицейским патрулем обходить по очереди все дома, стучаться в каждую дверь и задавать нелепые вопросы? Думаешь, хоть кто-нибудь согласится отвечать ему честно? Да все только глубже забьются в свои раковины, точно улитки, и все! – Голстейн нацелил палец на слегка ошалевшего пленника. – А вот ты здесь родился и вырос, тебя каждая собака знает. Тебе даже по дворам ходить не придется, достаточно своих приятелей расспросить. Поселок небольшой, все друг про друга все знают, что-нибудь обязательно да всплывет. Смекаешь?

– Вы хотите, чтобы я пошел в услужение Империи?! Совсем рехнулись, что ли, господин начальник?! Да за такое меня же собственные кореша в темном углу порежут!

– А кто им расскажет?

– Но как я объясню им, что нам надо побегать по окрестным деревням в поисках какой-то побрякушки, которая вам так срочно понадобилась?!

– Вознаграждение, мой дорогой, вознаграждение! – генерал приветливо улыбнулся, отчего Верегу стало еще грустней. Он вдруг осознал, что путей для отступления у него попросту не осталось. – Империя всегда платит тем, кто оказывает ей содействие, и платит щедро. Так что напряги фантазию, прояви должное красноречие – и внакладе не останешься. Будешь упрямиться – вздерну, как и тех трех недотеп, но только еще живого. И только потом, на виду у всех, выпущу тебе ливер.

– Хорошенькая альтернатива, ничего не скажешь!

– Думаю, тебе будет несложно сделать правильный выбор.

– Но как я могу вам доверять? Кто даст гарантию, что вы, получив желаемое, точно так же не выпотрошите меня на потеху публике? Да и денег своей казне сэкономите!

– Я – офицер Имперской гвардии, и слово свое, пусть даже данное такому мерзавцу, как ты, держу! – довольно резко осадил собеседника Голстейн. – Полюбопытствуй на досуге, попробуй найти хоть один пример, когда я кого-либо обманул или предал. Да, я бываю жесток и беспощаден, но никто, слышишь, ни одна тварь не может обвинить меня в лживости!

– Прошу прощения, господин! – бородач даже слегка съежился под его гневным взглядом.

– Вот так-то лучше. В общем, не теряй времени даром, и начинай действовать уже сегодня. Отыскать тот Амулет жизненно необходимо!

– Так сколько лет прошло! Думаете, он все еще цел, и его никому не продали, не подарили?

– Амулет практически невозможно повредить или уничтожить, и любой почитатель Пастырей скорее примет смерть, чем добровольно с ним расстанется. Так что я почти уверен, что Амулет до сих пор находится у того, кто