Да и в саду в тот поздний час наблюдателя не нашлось. Только луна, немного поманерничав от нечего делать, взялась за свое привычное занятие. Впрочем, особенно разглядывать стало нечего: Престижное отходило ко сну. Медленно, но верно. К половине второго лишь пункт пропуска подавал признаки жизни.

Служебно-бытовой жанр живописи. Участковый Касаткин в действии

Старлей Касаткин дилетантства не признавал. Только профессионализм! Посему отнесся к просьбе заезжего лейтенанта серьезно. Даром, что тот просто намекнул на нарушение. Мол, ты, участковый, тебе браконьерами и заниматься.

— И вот что еще: сильно не кипиши. Мы тут полулегально работаем. По частному заказу. Только т-ссс… Я не говорил, ты не слышал. Народ у вас капризный. С очень длинными руками. Сам понимаешь. Вроде как бы обратились к нам за помощью. А вроде как бы и нет.

Словом, нарушителя найди и пожури. Не больше. Майор лично просил, чтоб без фанатизма.

— Легко сказать: пожури! Да у нас за такое… — волновался старлей.

Еще бы! За три года его службы на участке не то, что браконьер — птица без спросу не пролетала. Егеря нюх утратили. А чего нюхать? Кабаны из кукурузы не вылазят. Зайцы чуть ли не по улицам прогуливаются, управы на них нет. В деревнях по три дедка полуслепых да два пахаря, за всех отдувающихся. Поселковцы в лес только на прогулку выбираются. Им не до охоты.

— И на кого сейчас охотиться? Кабанята малые, зайцев из травы не видать. Уток разве… Так это в другой стороне. А что, если?

От пришедшего на ум допущения он похолодел. «Нет, только не это!» И очень постарался отогнать ненужную, даже опасную мысль. Решил наведаться все же в лесничество. Авось, просветят его местные специалисты. Да и веселей в компании. Не бродить же отшельником по кустам и оврагам, честное слово!

— А ведь на деревенских надеялся, олух царя небесного, — бормотал он, поворачивая мотоцикл к лесничеству. Два дня зря потерял. Ни одного протокола толком не оформил! Не писать же всю ту ерундень, что мужики выдали. Теперь наверстывай. Городской майор в жизни таким сказкам не поверит! Перед лейтенантом зеленым и то стыдно. Эй, принимай, дикий народ, гостей!

— О, какие люди к нам пожаловали! — отвечал представитель «дикого народа» лесничий Тимофеев, встретивший незваного гостя в гордом одиночестве. — И с какого-такого перепугу к нам пожаловали, уважаемый Арсений Кузьмич? Уж не на промысел ли надеетесь? Спешу огорчить: не сезон нонче охотой промышлять. Ни тихой, ни громкой. Сушь стоит. Городские власти въезд в леса запретили.

— А как же ночной дождичек?

— Какой там дождичек! Так, недоразумение. Сегодня, чтобы леса промочить, ливню недели не хватит. Ковырни землю ногой — чисто зола. Мы каждое утро школьников на поливку привлекаем: горят молодые посадки, чтоб им! Весной кедр посадили, из тайги российской семена везли. Теперь вот валандаемся. Опять же березняк…

— Я по делу, — прервал поток инсинуаций словоохотливого хозяина участковый. — Тут подстрелили одного. Не из местных…

— Мама дорогая! — не на шутку испугался лесничий. — Не иначе, гостя важного? Мы ж в жизни не откупимся! И как проглядели. А я давеча как в воду глядел…

— Не боись, начальник, — подмигнул Тимофееву участковый, — не престижненский гость. Наш.

— Как это ваш? Колхозный, что ли? Из агрогородка?

— Держи выше. Из области. Майор милиции. При исполнении…

— Ооххх! Грехи неподъемные! — запричитал Тимофеев. — Вот незадача! Что ж с нами будет? Эй, Мирек! Выдь на волю! Да пошустрей!

Из дверей выглянула заспанная физиономия егеря.

— Ого, фейс! — насторожился старлей. — И чего отмечали?

— Какое там! — поморщился лесничий. — Отметишь тут. До рассвета за кабанами гонялись — лезут, паразиты, на опытный участок универа, хоть ты их убей. С одной стороны отгонишь, а они — тут как тут — с противоположного как к себе домой прутся. Целыми семьями. А сейчас им туда никак нельзя — у молодежи практика. Вот мы с егерями их и отпугиваем. Так что не бери грех на душу — у парня ни в одном глазу с девятого мая.

— Как я погляжу, — не унимался привыкший держать мужика в строгости Арсений Кузьмич, — твоим орлам, кроме как кабанов шугать, делать нечего.

— Так ведь порядок у нас. Уж почитай с год. Браконьеров поистребили, любителей к режиму угодий приучили. Юные лесники молодняк сами подкармливают. Приходится пристраивать парней — не даром же кормить.

— Вот и допристраивались. Людей в наших местах направо и налево расстреливают, а егеря на пару с лесниками кабанам сопли вытирают.

— Эт кого расстреливают? — окончательно проснулся Мирек, понимая собственную причастность к вопиющим событиям на вверенной ему территории. — Давай подробно излагай!

— Да че там излагать! — возмутился участковый. — Это я к вам за подробностями пришел. Созывай своих, Петрович! Вместе разбираться будем!

— Легко сказать: созывай. Леха на свадьбу отпросился. Самсоныч к сыну в город подался. Ванятка в отпуске. Разве что Егорыч с Панком.

— Как это на свадьбу? Дисциплинка у вас, гляжу, хоть протокол составляй!

— Ты протоколами-то нас не пугай, начальник! — сплюнул в сторону Тимофеев. — Как мужики по трое суток из лесу не вылазят, никто не видит. А как законный отгул взяли — так протокол! За бандитами вон следи — средь бела дня люди ни за грош пропадают, а со своими орлами я сам разберусь. Подумаешь, власть, бабку твою замуж! Видали мы таких генералов…

— Эй, полегче на поворотах, Петрович! А я че? Я ниче! Я за фактами пришел, — сконфузился Касаткин. — И за помощью.

Нелегко приходилось старлею при исполнении — попробуй надави на земляков, когда они тебя с пеленок знают. И сопливым видели, и описанным — заработать в таких условиях авторитет практически невозможно. Но у Касаткина имелись уже определенные подвижки в данном направлении. Он переждал, когда Петрович выпустит пары, и продолжил в просительных интонациях:

— Так что насчет помощи?

— Кхм… — лесничий с трудом восстанавливал душевное равновесие. — Помощи, значит? Ну, отчего хорошему человеку не помочь? Коли к нам с уважением, то и мы с пониманием, правда, Мирек?

— Хватил ты через край, Петрович, — почесал затылок егерь. — Журнал наблюдений нести?

— А и неси. Мы не жадные. Покажем начальничку, что недаром государственный хлеб жуем.

— А с самого начала нельзя было о журнале напомнить? — голос старлея просквозило осуждением. — Поднял, понимаешь, бурю в рюмке чая.

— А ты спрашивал? Завтра чтоб журнал на место вернул, капитан. И без милицейских понтов! Знаем мы, почем ваши кренделя. Открыл, видите ли, Америку индейцам, бабушку твою замуж!

— К восьми подрулю, — не обратил внимания на намеки и подколки старший лейтенант. — И собери