образом, чтобы от каждой из малых башен было до них не далее десяти метров. То есть, и пилум метнуть, и дротик — в самый раз.

Не самая лучшая конструкция.

С вопросами к ней немалыми. Но на большее пока было не замахнуться. Ни времени, ни строительных материалов не имелось. Даже если «лепить» из сырой древесины. И это-то получалось с великим скрипом…

— Унял гнев? — спросил подошедший Вернидуб.

— Иногда мне кажется, что они специально вот так поступают. Устали они от стройки.

— Дело тяжелое.

— Нет. Не в этом дело. — покачал головой Беромир. — Домой они хотят. Похвастаться. Ведь, как я и сказывал им — каждый ученик мой к пробуждению в железе оказался.

— Отнесись к ним с пониманием.

— Не могу, — покачал головой Беромир. — Ведь чем быстрее все сделаем, тем скорее они домой оборотятся. Зачем затягивать?

— Не со зла они. Будь уверен.

— Ну я же глаз не лишился?

— Ты и на нашего рыжего чуть с ножом не бросился там, у старого жилища. — хохотнул Вернидуб. — Ярый больно стал.

— Да вы и сами хороши. Догадались такое учудить… — покачал Беромир. — Словно с ребенком или с дурнем каким пытались сладить. Прямо бы сказали, зачем я вам тут надобен был. А то устроили… это хорошо еще все живы остались.

— Кто же знал, что ты такой кусачий. — улыбнувшись одними лишь глазами, произнес седой.

— Если бы не то, последнее нападение, я бы сюда не поехал. Даже посмотреть.

— Отчего же?

— А просили вы больно страстно. Выглядело очень странно, и казалось, что вы задумали какое-то дело дурное. Хотя… — Беромир скосился на Вернидуба. — Я и сейчас не шибко-то верю в ваши добрые намерения. Неужто решили в роще в жертву принести?

— Дурной, что ли⁈ — взвился Вернидуб.

— Ты чего? Словно ошпарили.

— Откуда в тебе только и берется эта скверна? — покачал седой головой, немного успокоившись. — Мы же к тебе всем сердцем.

— Поэтому устроили эту игру с отказом в пробуждении? Вы думаете, я не заметил, как этот «мухомор» легко уступил и согласился?

— Ой, да плюнь. — поспешно отмахнулся Вернидуб.

— Если бы плюнул, то не догадался бы, где и как роксоланов встречать. Сказывай давай.

— А чего тут сказывать? Не по обычаю. Он прав. Хотя и ты прав. Вообще, когда с тобой рядом находишься — понимаешь — ты не от мира сего. Другой. Чужой. Но свой.

— В твоих словах нет противоречия? Как можно быть чужим и своим одновременно?

— А как иначе сказать — не соображу. — неловко улыбнулся Вернидуб. — Красный лист тебя с рождения знает. Видел, как ты рос. Все ведь на глазах. И не только он. Так что ни у кого из нас нет сомнения в том, кто ты и откуда. Да только… ты настолько нам чужой и непонятный, что не пересказать.

— Влияние богов. — несколько неуверенно сказал Беромир.

— Без всякого сомнения, — предельно серьезно произнес Вернидуб. — У тебя даже внешность изменилась. Я-то не уразумел, а Красный лист сказал — словно другой человек сквозь тебя проступает.

— Да ну, — отмахнулся парень. — Придумаете тоже. Просто стал хорошо питаться и упражняться. Оттого и тело окрепло.

— Все, кто тебя ранее знал, говорят — изменился. Во всем. Вроде лицо старое, да только взгляд иной, и осанка, и манера держать себя, и движения… Ты сам на себя непохож. Ну и, как ты сказываешь, крепким стал. Много вокруг таких?

— Так и ты рядом окреп.

— Ну я не так сильно. Самую малость. Да и в остальном не менялся. А вот ты — до неузнаваемости.

— Что поделать, — пожал он плечами. — Видимо, такова плата за близость богов.

— Ты не подумай ничего дурного. Просто в Священной роще много вопросов. Особенно у людей, которые с тобой не общались и не виделись. Многое издали не разглядеть.

— Может, и так… Хотя мне от этого не легче.

— Тогда и голову себе не забивай. И не отвлекайся оттого, что делаешь, — улыбнулся Вернидуб. — Дело оно от любых тревог отваживает. А старики они всегда ворчат по любым поводам. Пойдем, люди уже ждут.

— Ждут они, конечно, вон зубоскалят…

Часть 2

Глава 3

168, червень (июнь), 5

— Тит! Давно тебя не видел. — произнес центурион.

— Два года. — мягким голосом ответил большой, излишне упитанный гость в дорогой одежде.

— Ты, кажется, стал еще больше.

— Мне нравится моя жизнь, а ей — я, — хохотнул он и хлопнул себя по пузу. — А ты, я смотрю, все бегаешь? Как был сухой в нашу юность, так до сих пор и не отъелся.

— Дела-дела.

— Слышал уже о степном пожаре?

— Сейчас? — удивился центурион. — Так только молодая трава проросла. Чему там гореть?

— Я образно говорю. Роксоланы отправили отряд навести порядок в лесу. И… как бы это помягче сказать. Он там сгинул, вместе с командиром.

— Беромир отличился?

— Он самый. Араку, по слухам, лично голову отрубил. А из двухсот пятидесяти всадников, выделенных из войска Сусага, вернулось едва три десятка. Хотя там еще и племенное ополчение было. Всего до четырех сотен человек.

— Хм… Занятно… — произнес центурион, вставая и начиная прохаживаться. — А я еще думал, куда те деятели подевались? Видимо, они с ним уже познакомились.

— Ты о тех фракийцах? — мягко улыбнулся Тит. — Или откуда они?

— А ты и о них уже знаешь?

— Шума от их драки на порогах тоже немало. Туда-то они по большой воде проскочили да вдоль высокого правого берега. А обратно пороги обнажились, и им пришлось перетаскивать свои лодки волоком. Вот с них торговую пошлину и захотели взять. Так они десятка два роксоланов зарезали.

— И ушли?

— Еще чего⁈ На нижнем пороге их догнали. Ну и выбили подчистую. Как мне шепнули — сопротивлялись они отчаянно. Признавайся, это ты их отправил?

— Делать мне больше нечего! — раздраженно фыркнул центурион. — Мне векселяцию надо укреплять. И оборону города. И свое благополучие. Через что Беромир мой лучший друг.