"Это так!" отрезал Оберлин. "Ты должен увидеть это!" Он полностью склонился над голографом, и свет проектора осветил снизу его смягченные временем скулы, придавая морщинистому лицу сходство с черепом.

Вспомнив, что я сказал Кассандре в день нашего отплытия, я спросил: "Вы думаете, я смогу с ними бороться?"

"Нет", - ответил Оберлин, удивив меня. Казалось, он обдумывал свой ответ. Морщины на его лбу разгладились, образовав глубокую щель между глазами. "Я не знаю. Но нам это и не нужно. У нас есть средства, чтобы убить его. Нам нужна твоя помощь, чтобы найти его".

Я уставился на него, ничего не понимая. "У вас есть средства, чтобы убить его?"

"Присциан", - Оберлин повернулся к своему секретарю. "Файлы "Персея", будь добр".

Сухопарый секретарь извлек вторую кварцевую пластину из латунного футляра, который достал из нагрудного кармана, и протянул лорду-директору. Оберлин держал ее так, словно это был слиток обедненного урана, взвешивая в руках. "Сегодня вечером ты просмотришь это вместе с отчетами из Сабраты. Завтра мы встретимся снова". Я протянул руку за пластиной, но Оберлин не отдал ее мне. "Мы планировали это уже давно, - сказал он. "Дольше, чем ты думаешь".

"Со времен Атропоса?" спросил я.

"Да", - сказал он. "Мы потратили все последние почти три тысячи лет на подготовку к этой экспедиции. После Атропоса АПСИДА поместила Наири в карантин. Мы веками изучали тамошнего Исполина. Потеряли бесчисленное количество жизней. Как, по-твоему, мы узнали, что они собой представляют?"

Моя рука все еще была протянута, чтобы взять пластину, но мысли были далеко. Мысленным взором я увидел флотилию бдительных кораблей, вечно вращающихся вокруг зеленой Наири. Я представил себе имперскую крепость в джунглях, возвышающуюся над циклопическими руинами королевского форпоста Вайарту, представил храбрых людей, которые добровольно отправились учиться, зная, что могут столкнуться с чудовищем, бросающим вызов тому немногому, что мы знали о законах природы.

"Они состоят из чистой силы, как я уже говорил. Они - образец силы. Как сигнал. Исходящий от тех… высших измерений. Этот сигнал может быть нарушен устойчивым электромагнитным импульсом, при условии, что зверя можно доставить в пределы досягаемости".

"Вы убили того, что был на Наири?" спросил я.

"Да", - сказал Оберлин. "Столетия назад. Еще до войны. Но мы..... подозревали, что есть и другие. Вот почему мы готовились к операции "Гномон", мы хотели быть готовыми на случай, если появится еще один..."

Я поднял руку, которую протягивал, призывая к тишине. "У вас было оружие, предназначенное для убийства Наблюдателей, еще до вторжения сьельсинов?" Я почти выкрикнул эти слова.

"История началась не с Адриана Марло", - ответил Оберлин холодным и низким голосом.

"Тогда зачем я вам нужен?" проревел я, переводя взгляд с Оберлина на Ласкариса. Я ткнул указующим перстом в сторону молодого Альбе, который резко встал. "Отстань, А2!" Я поднял обе руки, чтобы показать, что не собираюсь применять насилие. "Я - приманка", - предположил я, бросив взгляд на Тора Рассама, прежде чем вернуться к лицу директора. "Вы используете меня как приманку".

"Ты наш фоксхаунд, старина". Оберлин наклонился вперед, чтобы взять кварцевую пластину с дисплея колодца. Изображения бедного инженера наконец-то погасли, и он пошевелил двумя пластинами между пальцами, как будто это была пара серебряных каспумов. "Цезарь считает, что твои... способности делают тебя уникальным образом настроенным на зверя. У тебя есть чувства, которых нам не хватает".

"Я приманка", - повторил я.

"Если хочешь". Старик пожал плечами. "В любом случае, ты начинаешь понимать, почему мы были так готовы рискнуть международным инцидентом, чтобы заставить джаддианцев выдать тебя. В конце концов, хорошо, что ты пришел добровольно". Он замолчал, и я еще раз поразился его преклонному возрасту. Сутулый, тонкоплечий маленький старичок с редеющими волосами.

Он не был похож на богоубийцу.

Мои мысли устремились к Кассандре. Я должен был оставить ее на Джадде, независимо от ее желания. Я уже подумывал попросить Оберлина спасти ее, увезти в какую-нибудь далекую провинцию, когда она уйдет под лед… и все же я знал, что не могу этого сделать. Отослать ее было бы предательством, но более того, я знал, что не могу рисковать, позволяя ей попасть под стражу Империи. Я мог никогда больше ее не увидеть.

Оберлин зажал две кварцевые пластины между большим и указательным пальцами.

Две монеты.

В древние времена отцы человечества клали две монеты на глаза умерших - пару бронзовых оболов, которые умерший мог предложить перевозчику душ, чтобы ускорить свой путь в Аид. Часто мы считаем мифы древних просто выдумкой, забавой для детей - или тех людей, которые, как дети, никогда не меняют мировоззрение. Это не так. Эти истории отдаются эхом в вечности - возможно, они действительно являются ее отражениями, посланными из какого-то высшего мира, - так что их осколки можно найти повсюду. Во всем.

Я уже говорил, что мы живем в историях?

Да, и поэтому те две монеты, которые Оберлин предложил мне, были той самой платой за проезд в ад.

Но кто из нас был паромщиком? А кто - мертвецом?

ГЛАВА 10

ГЛАЗА ДРУГОГО МИРА

Песок, обдувавший мое лицо, нес в себе привкус вечности. Есть места - порт в Уильямтауне был одним из таких, - где все новое, а годы безвкусны, как вода. Но огромная пустыня Mare Silentii не была таким местом, как и возвышающееся над ней плато. Древность висела над всем, как саван, как дым. Ее можно было ощутить в соленом воздухе пустыни, услышать в тоскливом свисте ветра в скалах, увидеть в окаменелых останках левиафанов и псевдокарид, которые напоминали об исчезнувших морях.

И можно было почувствовать вес бесчисленных тысячелетий в гнетущей тяжести самого мертвого города: Фанамхары, города в Море Безмолвия. Фанамхара, город Энар. Вайарту. Слуг Наблюдателей. Как это странно - прийти в какое-то место и знать, что ты один из первых, кто увидел его за тысячу тысяч лет существования людей. Это почти напоминало руины Анники, великого города в горах, за исключением того, что эти руины наполняли меня ужасом, а не удивлением, потому что я знал, какая могущественная и неиследованная раса когда-то обитала в этом уничтоженном месте, и содрогнулся, поняв, что, как и сьельсины, они были слугами той последней тьмы.

День угасал, и белое солнце, быстро День клонился к закату, и белое солнце, быстро опускавшееся к горизонту, стало плотным и желтым, как яичный желток. Я уже чувствовал, как воздух пустыни смывает воду с моего лица, и