– Нет больших отступлений от классических choux, – заметил Габриэль. – А если и есть, так это то, что по моему рецепту они получаются вкуснее. Теперь вбей в pâte[74]желтки и перемешай. Fort[75], Джоли. – Его рука скользнула по всей ее руке и сомкнулась вокруг пальцев, держащих деревянную ложку. – Вот так. – Едва напрягая мышцы, он стал управлять ее рукой, побуждая двигаться в том ритме, какой хотел задать.

В некотором удивлении Джоли уставилась на свою руку. Она уже привыкла, что у него очень сильные руки. Но, даже зная Габриэля и мощь его мускулов, она не ожидала, что ему будет так легко управлять ее рукой.

Ее окатило жаром.

Пока она впервые не остановилась в проеме его кухонной двери и не услышала, как он ревет, она никогда в жизни не испытывала искушения быть управляемой.

А теперь это было почти все, о чем она могла думать: о его силе и страсти, которые ворвались в ее жизнь. О прыжке через пропасть с его балкона на высоте третьего этажа. О том, как он овладеет ею.

– Не останавливайся, – пророкотал Габриэль ей в ухо, когда его рука, лежащая на ее руке, ослабла и ее движения замедлились. – Ты должна мешать интенсивно, пока не выйдет весь пар.

Она ощущала его горячее и твердое тело позади себя. Ее затылок покалывало из-за того, что она оказалась такой незащищенной, когда вынудила себя сконцентрироваться на смешивании. Пар от теста для choux поднимался ей в лицо, будто тяжелый теплый вздох, едва касающийся ее шеи.

Все волоски у нее на затылке приподнялись от удовольствия.

– Вот. – Габриэль стянул кастрюлю с горелки и на секунду повернулся, чтобы исправить ошибку младшего повара, которую тот допустил при подготовке блюда и которую не увидел ни один из су-шефов. Даже в самый разгар работы с Джоли Габриэль, казалось, улавливал все, что происходит в кухне. Будто у него было шестое чувство, и он замечал даже то, как сталкиваются друг с другом повара, занятые каждый своим делом. Габриэль привык, что ему уступают место. Уже более десяти лет он был хозяином в своих владениях и на все, что говорил, получал ответ: «Да, шеф».

Но, погоди-ка, брови ее сомкнулись, и она посмотрела на него. Он ведь тоже привык уступать место другим, ведь так? Вся его юность и взрослая жизнь прошли за работой в тесных кухнях, среди множества других людей и их действий. Он правил этим пространством. И должен был править так, чтобы десятки сталкивающихся друг с другом сказочных принцев и принцесс, старающихся выполнять требования деспотичного монстра, могли делать невозможное. Перепряди сахар в золото. Подсчитай крупинку за крупинкой зернышки соли. Переплыви через расплавленный шоколад на лодке, вылепленной из снега.

Забавно, что никто никогда не задавался вопросом – что же заставляло злого монстра добиваться столь невероятных успехов?

– А пока, – сказал Габриэль, – начинай настаивать молоко на ванили и приступай к карамели. – И прежде чем он закончил говорить, у него на огне уже стояли сотейники, один со стручком ванили, плавающим в молоке, а другой – с сахаром. – Следи за ними, пока будешь делать choux.

Джоли усмехнулась, заполняя тестом кондитерский мешок.

– Не думаю, что это хорошая идея – заставить непрофессионала делать что-то еще, пока он пытается приготовить карамель.

Габриэль озадаченно посмотрел вокруг.

– Ты же ничего больше не делаешь. Просто выжимаешь тесто на противни. Разве ты не можешь одновременно следить за сотейником?

Джоли рассмеялась.

– Ты должен притормозить. Никто другой не может двигаться с такой же скоростью, что и ты.

Он нахмурился.

– И что это должно означать? Ты говоришь о… черт побери, я не умею… притормозить!

– Смотри. – Джоли поймала его запястье. Он замер. – Просто смотри на меня. Я непрофессионал. Скажи мне, что делать, объясни все уловки и приемы, чтобы мои навыки стали лучше, но дай мне самой делать все. Каждый раз, когда ты увидишь, как я делаю что-то, и подумаешь «О, если бы она только знала, как это надо делать» или «Вот что она должна знать», то сразу говори мне, а я запишу и отберу для читателей самые удобные для них приемы.

При слове «читателей» он моргнул.

– Putain, Джоли, ты сразу должна была предупредить, что в этот раз говоришь не о сексе. А я-то слушаю и ломаю голову. Я могу вообразить очень много невозможного, но чтобы ты разрешила объяснять тебе, как улучшить твои сексуальные навыки, – такое мне даже и во сне не могло привидеться.

– Надеюсь, и ты не имел в виду секс, когда сказал, что не умеешь притормозить, – сухо сказала Джоли, не успев подумать.

Он усмехнулся – очень медленно. И его руки снова замелькали.

– Нет. Смотри, Джоли, карамель скоро расплавится, и ее надо обработать быстро. – Он наклонил сотейник над горелкой, поскольку сахар уже расплавился и начал становиться золотистым. – А молоко должно настаиваться медленно, и ты должна дать ему кипеть на медленном огне очень-очень долго. – Он протянул ладонь над сотейником, проверяя температуру. – И эти petits[76]choux, – его большая рука накрыла ее руку, лежащую на кулинарном мешке, и сжала, приятно и медленно, – должны попасть в устойчивый, четкий ритм, пока все не будут… готовы.

Она перевела взгляд с того места, где он полностью обхватил ее пальцы, вверх по сильным рукам, на его тело, находившееся так близко к ней, и, наконец, на лицо. Он наклонился к ней еще больше, и его улыбка стала плутовской.

– И я могу делать все это одновременно.

Он был невозможен. Он был таким аппетитным. Она отчаянно хотела укусить его самодовольный рот.

– Конечно, – сказал он томно, – я не хочу, чтобы ты чувствовала себя так, будто у тебя на уме только одно. Я все время повторяю, что не возражаю, но я думал о более полной картине, чем один только секс. О чем-то общем – он широко взмахнул руками, будто очерчивая пузырь, и затем сделал рукой несколько движений взад и вперед между ее грудью и своей.

– Тебя никто никогда не бил? – спросила Джоли. – В это так трудно поверить.

– Кажется, твой отец бросил в меня сковороду через всю кухню, когда мы в последний раз здорово поругались, но я поймал ее.

– И швырнул обратно?

– Меня же обрызгало горячим маслом, Джоли! Конечно, швырнул обратно. Он был вне себя.

Забавно, что ее самыми яркими воспоминаниями об отце, относящимися к тому же времени, были те, как в час ночи они с отцом, полулежа на кушетке, наслаждались картофельными чипсами. Они сонно обсуждали все подряд – школу, политику, еду, планы Джоли на будущее, а также то, что ей будет чертовски лучше, если она не выйдет замуж за шеф-повара. А потом один из них или оба они засыпали.