один из братьев почти все село вписал в приданое своей дочери Натальи. Она за Нарышкина замуж выходила. Того самого, Кирилла Алексеевича, сотоварища самого Петра Великого. А их старший сынок Семен на старости лет завещал Константиново своему племяннику Голицыну Александру Михайловичу, князю, между прочим. Ну это уже не так давно было. Лет всего двести с гаком тому назад… Ой! А вот и наша красавица пришла. – Иван Петрович наконец заметил Дашу, которая остановилась совсем рядом и с интересом слушала повествование хозяина. Следом за ним зашевелились и остальные. Отец задвигался по лавке, как бы освобождая пространство, а Краснов, не оборачиваясь, размахнул руки на всю ширь, показывая, места полно, садись, где хочешь.

– Иван Петрович, можно я к вам поближе? Уж больно интересно вы рассказываете. Послушать хочется.

– Присаживайся, конечно. Только я уже почти половину рассказал. Сначала, что ли, начинать? – ответил хозяин и потянулся с чистой чашкой к самовару налить Даше кипятка.

– Нет-нет. Не сначала. Вы с того места, где остановились. А я пока чайком побалуюсь. Пить после бани сильно хочется.

– Годится, – согласился Петрович, – ты не только на воду налегай. Заварка травяная. Не чифирь. Можно не разбавлять. Да и поешь чуток. Тут и хлебушек, и медок, и сметана, и варенье всякое. Все свое. Не сомневайся. Ну и Юра понавез всяких конфеток. Да, чуть не забыл. Ты там в предбаннике мыльнянку нашла?

Даша догадалась, о чем идет речь, утвердительно кивнула головой и уселась на подушечку, которые лежали стопкой на краю стола, приняла чашку и начала потихоньку пробовать все, что стояло на столе. А хозяин продолжил свой рассказ. То, что она подслушала, оказалось не «половиной», как обозначал Петрович. И даже не четвертью. На поверку он говорил еще минимум полчаса. Рассказал обо всем, чем примечательно было это благословенное место. Подробно вещал, интересно, самозабвенно. Полноводная Ока, бескрайние дали… Про родительский дом Есенина, усадьбу помещицы Кашиной, церковь Казанской иконы Божьей Матери, где венчались родители Сергея Есенина и где крестили его самого. Про часовню в честь Святого Духа, про дом священника Смирнова, Константиновскую земскую школу, дом Минаковых. Закончил Петрович свой очень познавательный сказ плавно, с перспективой, а именно торжественно объявил программу на завтрашний день.

– Завтра, часам к десяти, придет настоящий специалист. Поедете с ним в Иоанно-Богословский монастырь. Вот там-то монахи вам про настоящие чудеса расскажут. А на сегодня план такой. Девушку я к себе заселю. На печке, хоть и лето на дворе, не навредит ей ночку другую погреться. Полезно это очень. Тебя, Юра, с Сережей в гостевой дом. Там две койки. Ну ты все сам знаешь. А сам в баню определюсь. – И, предупредив ненужные вопросы, добавил: – Она еще до утра тепло будет отдавать. Дождя вроде не обещают. Под утро, если озябну, подтоплю. Обед пропустим. Поужинаем лучше пораньше, часиков в пять. Сейчас мужикам предлагаю помыться, пока баня спелая, и гулять, покуда солнышко не закатилось.

Отец с Юрием мухой подхватились, отхлебнули по крайнему глоточку отвара и двинулись в сторону бани. Даша осталась за столом.

– Иван Петрович, а вы здесь давно проживаете?

Петрович наморщил лоб, пошевелил губами, как бы пересчитывая что-то в уме, ответил:

– Семья наша здесь с 1815 года пребывает. А сколько это годов, сами подсчитаете. Пришел сюда мой пращур Данило после отечественной. Как Наполеона разгромили. Вот с тех пор живем и доживаем потихоньку.

Дашу насторожил несколько удрученный тон в последней фразе Петровича.

– Что значит – доживаем?

– А то и значит, Дашенька, последний я мужик в семействе. На мне наша фамилия и закончится, – с деланым весельем произнес Петрович и замолчал. Даше нечего было сказать. Так они и сидели молча. Даже варенья малинового расхотелось. Через пару минут Иван Петрович встал из-за стола и, не говоря ни слова, пошел в дом. Даша услышала негромкий скрип, а за ним хлопок закрывающейся двери.

«Расстроился мужик. Похоже, мне тут одной придется своих дожидаться», – подумала она и ошиблась. Опять заскрипела дверь, и через минуту у стола снова стоял Петрович. Не один. На руках лежал патефон, а под мышкой грампластинка.

– Помогай, дочка! А то вот-вот выскользнет!

Даша стремительно одной рукой выхватила у Петровича пластинку, а другой придержала за локоть, как бы страхуя. Помощь оказалась не лишней. Патефон спокойно перекочевал с рук на стол. Хозяин ловко, со знанием дела открыл его, примостил в гнездо грампластинку, покрутил заводную ручку и установил головку на край пластинки. Патефон зашипел, заскрипел почти забытыми звуками старинных фонограмм, и через мгновение зазвучала гармонь. Переливисто, задорно. Мелодия очень знакомая, давнишняя, трудно вспомнить. Когда вступил голос, в памяти Дарьи все сразу стало на свои места.

«Валенки да валенки, Ох, да не подшиты стареньки, Нельзя валенки носить, Не в чем к милому сходить».

Ни с чем не сравнимый голос величайшей русской певицы-народницы Лидии Андреевны Руслановой бодрым вихрем ворвался на просторы Рязанщины, как свежий зимний ветер в открытое поутру окно. Морозный, яркий, радостный. Но от этого не стало зябко, а наоборот, ласковое родительское тепло медленно разлилось по телу Даши. Начало окутывать материнской нежностью и отеческой любовью, доходя до самого сердца. Невероятно, что может делать с человеком музыка. Особенно народная. Особенно русская. Дослушав до конца, Даша не могла сказать и пары слов. Только и выдохнула, чуть запинаясь:

– Спасибо вам… Петрович! И Руслановой… и валенкам…

– Ты не тушуйся. Она кого хочешь проймет. Я ее уж сколько лет, как захандрю, завожу. Лекарство, скажу тебе, почище самогона. Русланова, между прочим, сразу после Победы у Рейхстага концерт давала. Вот это было да!

Через два дня, наверное, самых замечательных за многие месяцы, Даша и Юра возвращались в Москву. Ехали счастливые, отдохнувшие и немного грустные. Буквально через пару дней будет прощальный ужин с руководителями разведки. Такая традиция. И после снова в бой. Неизбежную печаль приглушали размышления об Анри. Уже соскучилась по своему любимому. И еще один вопрос, мучивший Дашу все время, разрешился. По пути Юра поделился с ней своими мыслями насчет Карины. Советовался, как ему лучше поступить. Даша очень обрадовалась откровенности Юрия. Она окончательно убедилась, что его чувства к ней не ушли, но стали другими, правильными в их ситуации, если так можно сказать. Еще Юра рассказал, как познакомился с Петровичем. Оказывается, он приезжал к нему по просьбе сослуживцев сына передать денег. Юра даже не был лично знаком с ним. Тот водителем служил. Погиб. Мина в грузовик прилетела. Прям в кабину. Сразу наповал. Хоронили в закрытом гробу. В Чечне дело