Она осталась стоять к нему спиной, пытаясь собраться с мыслями, и только после того, как сердце снова забилось ровно, повернулась и подошла.

Тревор сдержанно улыбнулся.

После возвращения из Нового Орлеана он неуловимо изменился, но в чем именно, Селина не могла определить, как ни старалась. Но ведь и сама она за это время стала другой. Приняла твердое решение и отступать не собиралась.

Тревор осторожно коснулся одной сережки, потом другой, а по пути не забыл легко провести пальцами по подбородку. Стал ли он серьезнее? Или это лишь мгновенная задумчивость?

– Есть только один честный путь: принять правду, какой бы она ни оказалась.

Что означают эти слова? Селина кивнула и медленно, с трудом произнесла:

– Кажется, теперь мне все понятно. Кэмерон милый, добрый человек, но навсегда останется другом – не больше. Будь то здесь или в Сан-Франциско.

В глазах Тревора на миг вспыхнул огонек надежды и тут же погас.

– Сердце подскажет.

– Постараюсь поговорить наедине, объясниться.

Желание прильнуть, попросить обнять и согреть росло и становилось почти непреодолимым. Хотелось склонить голову на крепкое плечо и найти отдых, успокоение после всего, что только что произошло. Как же ей не хватало его близости и ласки! Но нет, спешить нельзя. Надо действовать очень медленно и осторожно.

– Как я уже сказал, ночью вы действовали как настоящая разбойница. Зато сегодня утром необыкновенно милы. – Голос звучал низко, чуть хрипловато. – Поэтому мне не остается ничего другого, как немедленно простить вас. Впрочем, прощение имеет свою цену.

– Ночь? Прощение? – Селина сделала вид, что не понимает. – О чем же речь, мистер Андруз? – Неужели он вошел в ее комнату и обнаружил в постели сестру?

– В качестве расплаты следовало бы потребовать поцелуй. Но поскольку сегодня ваш день рождения, то, пожалуй, будет справедливо самому поцеловать вас. В любом случае выигрыш останется за мной.

Селина не стала возражать, и теплые губы нежно коснулись ее рта – невесомо, но невыразимо сладко. В конце концов, вокруг никого не было, так почему бы не позволить себе вновь испытать блаженство, пусть и мгновенное?

Тревор отстранился и внимательно посмотрел на нее.

О чем же он думает?

– Ваш поцелуй, сэр, один из самых приятных подарков в день рождения.

Губы слегка покалывало, а голова кружилась.

– Даже приятнее того, что произошло ночью, малышка? – спросил он еще более охрипшим голосом.

Селина едва удержалась от смеха.

– О чем вы?

– Я с трудом сознавал, что происходит, так как пал жертвой жестокой дозы настойки опия, а вот вы пребывали в здравом уме и наверняка все отлично помните. В том числе и прелестный бирюзовый пеньюар, безупречно гармонировавший с глазами. Не согласитесь ли надеть его снова, когда я буду яснее воспринимать окружающий мир? Например, сегодня.

– Должно быть, вы сошли с ума. Прошлой ночью меня не было в моей комнате: я уступила ее… гостям. – Селина не собиралась сообщать, что спала в своей любимой лесной хижине.

Тревор скептически хмыкнул.

– Подумать только! Гостям!

Селина смущенно прикусила губу.

Тревор запустил пальцы в ее спадавшие пышными волнами волосы, поймал локон и провел им по своей щеке.

– Почему же вы не остались у себя, малышка? Почему сбежали?

Селина пожала плечами.

– Возможно, по той самой причине, по которой вы никогда не оставались у меня после своих ночных визитов через потайную дверь в шкафу.

Тревор улыбнулся.

– Как мило. И что же последует – перемирие или пат?

– Хм… – Селина помолчала, склонив голову. – А как насчет шаха и мата?

Он рассмеялся.

– Боюсь, мы оба слишком упрямы, чтобы принять поражение.

Они стояли неподвижно и прямо, требовательно глядя друг другу в глаза. Интересно, если бы он смог прочитать мысли, то как бы отнесся к их дерзости?

Тревор медленно запустил два пальца в жилетный карман, достал маленькую плоскую коробочку из черного бархата и открыл.

Внутри оказался простой золотой браслет в виде обруча. Взяв украшение в руки, Селина обратила внимание на замок: таких ей никогда прежде видеть не доводилось.

– Спасибо. Выглядит очень необычно.

Тревор надел браслет на тонкое запястье, но оставил расстегнутым. На каждое его прикосновение, даже самого легкое, ее тело отзывалось дрожью.

– Замок уникален. Видите маленький стержень с этой стороны?

Селина кивнула. Он стоял так близко, что хотелось уткнуться носом в теплую шею и замереть.

– Если его вставить вот в это отверстие, то браслет окажется застегнутым навсегда.

Селина ощутила резкий толчок, словно ее внезапно ударили в грудь. Посмотрела на золотой ободок на руке и перевела взгляд на Тревора, пытаясь найти объяснение произошедшей мгновение назад едва уловимой перемене настроения. Замерла, явственно ощущая обжигающий жар и невероятную энергию сильного манящего тела.

Она не отстранилась.

Не возразила.

Легкий щелчок застегнул браслет на запястье.

Сердце забыло, что обязано биться ровно.

В поисках поддержки Селина прислонилась пылающей щекой к несокрушимой, как стена, груди и почувствовала, что кольцо рук сомкнулось, согревая и оберегая. Ах если бы можно было вечно так стоять!

Тишину нарушил его шепот:

– Когда отец просил нас относиться друг к другу с уважением, вы думаете, имел в виду именно это?

Селина отстранилась и удивленно взглянула на него, но Тревор лишь улыбнулся и ладонью снова прижал ее голову к своей груди.

– Порой он доводит до отчаяния своей требовательностью, но бывает и очень мудрым. Сегодня особенный день, Селина. Давайте же постараемся не испортить его глупостью.

На мгновение он сжал ее в объятиях и тут же отпустил.

– Каковы ваши ближайшие планы?

– Пока никаких планов нет. А ближе к вечеру придется лечь спать, чтобы на балу выглядеть достойно. Во всяком случае, так велела мадам Шарманте. Если считаете своего отца излишне требовательным, что же тогда сказать о модистке? Можно подумать, что это ее праздник, – так придирчиво она следит за каждой мелочью. Даже настаивает на том, чтобы одеть меня собственноручно. Мари считает, что все это потому, что модистка уже двадцать лет дружит с вашей семьей, а прежде обшивала вашу маму. Мне очень хотелось принять участие в приготовлениях, но она сказала, что было бы бестактно следить за слугами, когда они занимаются своими делами.