– Точно они? – невинно усомнился Дольче. Мы-то знали, что точно не они, но было интересно узнать подробности.

– Да. Тот же почерк. Банда эта состоит из трех человек, у нас есть их описания. Ребята грузятся в свою тачку, обычно это скромные такие «жигули» шестой модели и шуруют по дорогам. Они никогда не нападают там, где их могут заметить. Они выискивают по дороге автомобиль, который остановлен где-нибудь на обочине. Ну, захотел водитель в кустики, к примеру. Нападают, только если в машине не больше двух человек. Всегда убивают владельца машины и если есть спутник, то и спутника. Именно так, как была убита Софья Алексеевна. Удар по голове и удушение до смерти. Вытаскивают мобильник, деньги.

– Действительно похоже, – сказал Дольче. Неужели Соню убили эти угонщики? – И никаких деталей, которые бы заставили усомниться…

– Никаких.

Но ведь был еще и удар по лицу, а этот удар говорил о том, что у убийцы был личный мотив напасть на Сонечку, не имеющий никакого отношения к похищению ее автомобиля.

В «опеле» я выдала единственное разумное объяснение тому, что Соня убита тем способом, который выбрали для своих преступлений угонщики:

– Дмитриев тоже сыщик. Я не знаю, какие у них порядки – как прокуратура с милицией связаны, но он же может знать о делах, которые расследуются милицией?

Дольче согласился со мной, но спросил:

– А вот что будет, когда угонщиков поймают?

– Думаю, что им и Сонин «пежо» припишут. Все же подходит. А если нет, то это дело просто потеряется в архивах.

– Может, и так. А вот еще я думаю, что надо Булавскому сдать Дмитриева.

– А я боюсь за Алексея.

– А я думаю, что, если мы предупредим Булавского, с кем имеем дело, все будет о'кей.

– А я… То есть у нас нет никаких доказательств тому, что Дмитриев требовал взятку.

– Их надо найти, – заключил Дольче решительно.

Мы уже выехали за город. На этот раз – в противоположную от Храмогорки сторону. С этой стороны город тоже окружали лесополосы и поля, но базарчиков и автобусных станций было намного меньше. Нам снова повезло с погодой. Солнце сияло, птицы пели, листья на деревьях были расцвечены осенними красками. Мы как-то даже повеселели, глядя на всю эту красоту.

Березовка оказалась уютнейшим местечком – хорошенькие домики, увитые виноградными лозами заборчики, маленькие компании сердитых гусей, малокалиберные собаки, встречающие лаем каждую проезжавшую машину. Мы пересекли две улицы, свернули на третью и увидели небольшой домик за резной деревянной изгородью.

– Это здесь. Пятнадцатый дом по улице Есауловской.

Мы постучали в калитку. Раздался собачий лай, и за забором заметался на цепи жуткий выродок песьего племени. Он не просто лаял, он скалил жуткие огромные зубы с настоящей, а не показной, как это принято у цепных бобиков, злобой. И как беременная супруга Андрея находит общий язык с таким чудовищем?

Во двор вышла хозяйка. Вовсе не беременная молодуха, как мы ожидали. И даже не кормящая мать. Это была полная, крупная тетка, черноволосая, неповоротливая, одетая в ярко-красную блузку и широкую черную юбку. Ее уши, похожие на вареники, украшали крупные серьги. В ней было бы что-то цыганское, если бы не откровенно русский нос картошкой и водянистый цвет глаз.

Дольче, не удержавшись, поморщился. Тетка оскорбляла его вкус одним своим видом. Зато он, как это всегда и случалось с дамами, ей понравился.

– Здравствуйте, здравствуйте, – сказала она писклявым, не соответствующим комплекции голосом, едва перекрикивая собачью гавкотню. – Заходите, молодой человек, заходите!

Меня она будто и не видела.

– Иди отсюда, Буран! – крикнула тетка на кобеля, пнув его ногой.

Пес с космическим именем тут же забился в будку. Послушный, смотри ты!

Мы вошли во двор.

– Мы ищем Иру, – ласково произнес Дольче.

Тетка от звука его голоса просто расцвела.

– Какую Иру? Нет, меня зовут Земфира.

– Приятно познакомиться, – улыбнулся Дольче. – Но Ира…

– Да заходите, я вам бесплатно погадаю.

– Вы гадалка? – спросила я.

– Я наследственная колдунья, – высокомерно произнесла Земфира, даже на меня и не глядя.

Повторялась ситуация с Весняной.

– А к вам не приезжала женщина по имени Надежда? – спросил Дольче. – У нее центр красоты в Гродине. Такая невысокая, молодая, каштановые волосы, чуть поправилась в последнее время.

– Я всех не упомню. Так что у вас? Я очень занятая. Если вы не по делу – лучше не отнимайте мое время.

– Мы по делу, – оживился мой друг, кажется, его снова осенила какая-то идея. – Вы только скажите, какое дело с вами сделать можно?

Земфира рассмеялась и всплеснула руками:

– Ох, мой дорогой! Да любого врага твоего сгною. В страшных муках сдохнет. Вот какое. Ну и предсказать тебе могу и любовь, и дружбу, и деньги. Пойдем, чего это мы во дворе стоим?

Дом у Земфиры был добротный, чистый, светлый. Естественно, в углу красовалась икона. Странные все-таки ереси гнездились в наших глубинках. Да, наверное, и не только в наших. Неужто православные святые поощряют сживание врагов со свету?

– Земфира, так Надежда приезжала к вам, чтобы кого-то сгноить?

– Какая Надежда?

Дольче достал из кармана тысячную купюру. Земфира презрительно хмыкнула. Он добавил еще одну. Та же реакция. Тогда мой друг достал пятитысячную бумажку. А вот ее Земфира взяла.

– Ладно. Помню я Надежду. То есть она моя постоянная клиентка. Но если вы кому-нибудь проболтаетесь, что я о ней рассказала, вам несчастья будут.

Я чуть не ляпнула, что и так кошмар творится, но удержалась.

А Земфира тем временем вещала:

– Она ко мне уже лет десять ездит. Сначала ее муж бросил, и она хотела ту бабу, что его приворожила, наказать. И мне удалось той бабе наслать болезнь. До сих пор мается. А бывший Надькин муж ее тут же бросил. Правда, я сказала Надьке, чтоб она его назад не звала. Он порченый уже был. Несчастья бы только принес. Потом я ей помогла работу найти, а потом – мужчину. Богатый мужчина, хороший. И бизнес Надьке организовал, и любит ее! А вот летом, в июле, она приехала – на пол-лица синяк цветет. Ну и попросила она навести на ту бабу, что ей синяк залепила, порчу на смерть. И в сентябре та умерла!

Земфира торжествующе рассмеялась. Дольче смотрел на нее с нескрываемым омерзением, которое Земфира явно принимала за что-то другое. Удивительно, и как может человек быть настолько самодовольным? Она считает, что смерть может украсить ее?

Я потянула друга из этого чистенького домишки так, будто это место проклято дьяволом. Не могу даже смотреть на эту бабищу.