– Ага… – Ягодка послушалась.

– Разве можно ножом справиться супротив мечника, Первуша? – удивился Василий.

– Знамо, княжич, рогатина да конь добрый в сем деле куда полезнее, – подергал себя за бороду воспитатель. – Но ведь в жизни всякое случается. И посему, коли на тебя ратник с мечом бросается, а ты в схватке не готов, то во первую голову хорошо что-нибудь на левую руку набросить. Душегрейку, плащ, любую тряпку. Чем толще намотать, тем лучше. Тогда можно будет отмахиваться даже от клинка, коли им не из-за головы рубят. Ножом же нужно не в тело метиться, все равно достать не получится, а в руку, каковая клинок держит. Удачный укол не то что перчатку с легкостью пробьет, но даже кольчугу! Супротив раненого драться уже проще. Попробуем?

Воспитатель взвесил в руке биту.

– Не нужно! – хлопнула в ладони великая княгиня.

– Но Софья Витовтовна, – посмел возразить холоп, – сие мастерство не токмо девочке полезно станет, но и твоему сыну. Ведь всего в жизни не предскажешь. Сей навык, увы, может и пригодиться. Коли потренироваться немного, тело мастерство запомнит и само, если что, отбиваться начнет…

– Верю! – согласно кивнула московская правительница. – И с сими занятиями согласна. Но не сегодня. Вы уже достаточно потрудились, надобно отдохнуть. Переодеться, пообедать.

– Да, государыня, – получив разумный ответ, воспитатели отступились, но узкобородый не преминул добавить: – Однако до обеда еще часа два.

– Вы ведь бывалые витязи? – чуть склонила голову набок княгиня-мать. – Посему прошу вас ныне не просто переодеться, а поддеть под кафтаны броню и повесить на бок саблю. Сейчас ваш воспитанник нуждается не токмо в ваших советах, но и в вашей преданности.

Дядьки переглянулись.

– У вас есть снаряжение или мне открыть оружейные комнаты?

– Есть, Софья Витовтовна, – холопы посерьезнели. – Для обучения Василия Васильевича у нас имеется в достатке все надобное. К обеду будем готовы.

– Хорошо, – облегченно вздохнула женщина.

Итак, у нее появилось еще трое воинов. Можно поставить у дверей на женскую половину вместе с боровскими холопами. Уже кое-что, ибо рындам ныне никакого доверия нет. Софья Витовтовна не знала, для чего они используют оружие, коли начнется смута: чтобы защищать великую княгиню – или чтобы ее полонить?

Княгиня-мать перевела взгляд на детей и добродушно улыбнулась: Ягодка и Василий уже мерялись длиной ножей. В прямом смысле этого слова: приложили свои клинки друг к другу.

– Зато у меня рукоять красивее! – заявила девочка после вполне очевидного результата.

– Зато у меня два! – парировал наследник престола.

– Зачем тебе столько?

– Один, чтобы кушать, а другой, чтобы играть.

– Это как?

– Ты что, никогда не играла в ножички?

Весь окружающий мир летел в тартарары! А невинных малышей все едино интересовали только игрушки.

– Матушка? – осторожно спросил княжич Василий.

За прошедшие дни как-то так само собой получилось, что юный воин по примеру своей сестры начал называть великую княгиню матушкой. Софья Витовтовна не возражала, скорее наоборот. Ей нравилось заботиться о сиротах, обнимать Ягодку, беседовать с юношей – и она получала удовольствие от ответной благодарности.

– Матушка, мы идем? – напомнил новик о планах правительницы.

– Не будем спешить, – женщина сложила руки на животе, наблюдая за играющими детьми. – Пара часов задержки все равно ничего не изменит.

– Как прикажешь, матушка. – Княжич отступил и покрутил головой.

Погладил саблю.

Наконец-то впервые за всю минувшую зиму юный воин ощутил себя действительно нужным! Он стал последней и единственной опорой княгини, ее защитой! На нем лежала вся тяжесть службы, он отвечал за все! Уж после такого-то противостояния ему точно удастся возвыситься, добиться уважения в глазах правительницы, получить достойное место среди московской знати!

Василий одновременно и радовался нарастающей смуте, и опасался ее, и надеялся на какую-нибудь смуту – нападение, покушение. На любую беду – в которой ему удастся показать свою отвагу, решительность, преданность, ратное мастерство! Ему хотелось по-настоящему кого-нибудь победить! Уж тогда слава спасителя и благодарность московской правительницы точно смогут вознести его к самым высоким наградам!

Но никаких нападений на великокняжеские хоромы все никак и никак не происходило…

Над Москвой витало невидимое напряжение – словно душная тишина, каковая предшествует грозе. Москва знала – литовской ведьме не место на русском престоле! Литвинку и ее отпрыска надобно гнать, спровадить обратно родителю, избавить русскую землю от чужачки!

Однако простого желания для бури слишком мало. Для смуты надобен вожак!

Между тем и столица, и вся Русь хорошо знали, кому по праву принадлежит русский трон. Знали, что если кто-то попытается его присвоить – законный наследник разгромит наглеца, уничтожит, сотрет самозванца в порошок, утопит в ближайшем омуте. И потому Москва хмуро молчала в ожидании. В ожидании того часа, когда вернувшегося правителя можно будет безопасно поддержать.

Все ждали грозы.

Софья Витовтовна более не оставляла сына на ночь одного и укладывала спать рядом с собой, в своей опочивальне. Днем же он – невиданное дело – играл в лапту с Марией, княжной Боровской. Вернее – пытался научить девочку сему развлечению. Получалось плохо: малышка путалась в юбках, промахивалась по битку, совершенно не могла бегать. Однако дети не злились, а смеялись. Вестимо – баловство в гулких пустых хоромах хоть с кем-то из сверстников радовало их куда более, нежели игра по правилам.

Но пусто было не только во дворце. Пусто было на душе и в сердце великой княгини, потерявшей мужа и любимого. Потерявшей свою судьбу – ведь вся ее сознательная жизнь прошла рядом с Василием. Из нее словно бы вынули частицу тела, частицу мыслей, частицу ее дыхания, частицу жизни. Вынули ее счастье.

Больше всего на свете Софье хотелось бы вернуть все это: прежнюю, привычную жизнь. Мужа, любовь. Прочную опору, каковая держала на себе всю державу, ее защиту и покой. Взгляды, улыбки, разговоры. Близость и размолвки. Все то, что составляло часть ее самой. И ценности чего она не понимала – пока не потеряла столь жестоко и неожиданно.

Любовь – разве человек способен прожить без любви?

День тянулся за днем. Пустые коридоры, вечерние сказки из сундука, каковые уже без единой запинки читала им всем восьмилетняя княжна Боровская, тревожные сны. И чем дальше, тем слабее ощущалось в ладони прощальное пожатие Василия. И потихоньку женщина стала вспоминать, что жар любви, что яркую страсть умел дарить не только ее муж.

И вместе с этим воспоминанием появилась надежда. Слабая надежда на то, что восстановить прежнее счастье все-таки можно. Сделать погасший мир столь же светлым, каковым он был всего несколько месяцев назад. Вернуть все обратно.