Я дёрнул с ближайшего стола скатерть. Сидящий за ним парень подскочил, на пол посыпалась посуда, столовые приборы, салфетки… Прижав скатерть к спине Стэллы, я твёрдо сказал, глядя ей в глаза:

— Ты не умрёшь.

На губах её появилась кривая усмешка, пальцы дрогнули. Она приподняла руку, потянулась ко мне и тут же, обессиленная, уронила её на грудь.

— Кто-нибудь, вызовите скорую! – едва подняв взгляд, гаркнул я. В ответ донеслось, что врачи уже едут… Присел на деревянный стул и, зажимая рану, повторил:

— Ты не умрёшь, Волчонок, ясно тебе?

Её чёрные ресницы подрагивали, зелень глаз поблёкла, а тёмные крапинки, напротив, стали ярче. Никогда ещё я не чувствовал себя таким беспомощным, никогда ещё осознание, что это может быть финишной чертой, подведённой под всем, что имело для меня смысл, не было столь отчётливым. Я чувствовал, как стремительно намокает скатерть, чувствовал, как Стэлла тает у меня в руках, и ничего не мог сделать с этим. Только держать её и прижимать грёбаную тряпку, понимая, что делаю ей этим больно и надеясь, что хотя бы сейчас боль эта не напрасна. Пальцы её снова дрогнули, коснулись моей груди.

— Не шевелись, — перехватил её холодную кисть и сжал. – Держись, детка. Пожалуйста, держись. – Сжал ещё сильнее, не отводя взгляда от её лица.

Вокруг сновали люди, менеджер громко говорил по телефону, на столике появилась аптечка. Кто-то о чём-то спрашивал, предлагал, а я смотрел в её глаза и понимал – потеряю её и всё кончится. Вообще всё. Дура! Что она хотела доказать мне?! Нахрена?! Ведь эти пули предназначались не ей. Мой глупый волчонок…

Грудь её вздымалась от попыток делать рваные вдохи, губы стали бледными. С каждой секундой из неё уходила жизнь, и я, отчётливо понимая это, с трудом давил в себе желание приставить кому-нибудь к башке ствол. Настоящий, а не тот, который помог мне навсегда привязать к себе её. Никому не отдам, тем более, старухе с косой. Нужно будет, с того света достану и верну себе. Слишком мало… мало времени для нас, мало дней с ней и ночей тоже мало. Где эта чёртова скорая?! Если она не приедет через две минуты…

— Я ведь не просто так сбежала от тебя, — прошептала она, и рука её в моей слабо шевельнулась. Я только сильнее стиснул её. Впился взглядом в лицо, удерживая, пытаясь понять.

— Потом, Стэлла, — отрезал я, догадавшись, что она хочет продолжить. – Потом мы обо всём поговорим. Держись, милая. Береги силы.

Она упрямо мотнула головой – слабо, едва заметно. Голос её зазвучал совсем тихо, едва слышно средь окружающей нас возни:

— Я слышала тот разговор… Как ты с Динарой… Слышала, Алекс…

— Какой разговор? – О чём она? Нихрена не понимая, я перехватил её крепче. Тёмно-коричневая ткань скатерти пропиталась кровью и стала совсем мокрой, я чувствовал режущий сознание металлический запах и старался не думать. Не думать о том, что на этот раз могу проиграть. Проиграть самое важное в своей жизни. Стэлла облизнула губы, собрала силы. В сущности, мне было не важно, что она скажет: сейчас всё было не важно. Кольцо на её пальце перечёркивало всё, что было «до».

— Я принесла кофе… — шепнула она. – В тот день…

В тот день… В тот день я действительно разговаривал с Диной, теперь я вспомнил это. Но при чём тут Стэлла? Не понимая её, я лишь нахмурился.

— Тише, — — быстро посмотрел на дверь и заметил мерцание маячков. До слуха донёсся отдалённый звук сирены. Стэлла сделала тяжёлый вдох. Держись… Держись, девочка. Где-то на краю сознания пульсировала мысль, что надо найти тварь. Чёрный Ниссан… Но всё это после. Вначале она. Всё, что сейчас важно – она. А уже потом…

— Ты сказал ей, что теперь всё пройдёт, как надо, — Стэлла закрыла глаза. – Помнишь? Я ведь для тебя игрушка… Всегда была игрушкой…

— Дура! – не сдержавшись, рыкнул я и сдавил её так крепко, что на секунду она снова приподняла веки. Ладонь её стала совсем холодной и слабой, голова тяжело лежала у меня на сгибе локтя. – Какая же ты дура! – сложив два плюс два, с досадой рыкнул я. – Мы не о тебе говорили!

Затуманенный взгляд наполнился смыслом, бескровные губы дрогнули в беззвучном вопросе, которого я даже не услышал.

— Мы говорили о показе, — я чувствовал, как уплывает её сознание. Тряхнул и полный ярости на самого себя, на глупые обстоятельства, на время, процедил: — Открой глаза, Стэлла! Не закрывай глаза, слышишь меня?! Мы говорили о показе! Не о тебе! Я бы никогда…

В дверях появился мужчина в белом халате, вслед за ним девушка с медицинским чемоданом. Скорая, всё так же сверкая мигалкой, стояла возле самых дверей. Врачи что-то говорили – быстро, торопливо, а я держал Стэллу взглядом. Врач нашёл на её руке пульс. Несколько секунд прежде, чем он указал мне на карету скорой, возле которой появился санитар с носилками. Время… Мы снова оказались на улице, но я не видел окружающего меня, не разбирал голосов, скорее интуитивно следовал указаниям, отдавая себе отчёт, что от этого сейчас зависят две жизни: жизнь женщины, которую я осознанно взял себе, и моя собственная.

— Я бы никогда не позволил никому до тебя дотронуться, волчонок, — шепнул я, помогая укладывать её на носилки. На лицо её опустили кислородную маску, а я всё сжимал её руку и пытался поймать взгляд. – Больше никогда.

Только когда кофе обжёг руку, я понял, что слишком сильно сдавил картонный стаканчик. Втянул воздух сквозь сжатые зубы. Дверь, ведущая в операционное отделение, по-прежнему была закрыта, и я, встав, подошёл к автомату. Швырнул стаканчик в ведро и снова посмотрел в сторону операционной.

Найду… Кто бы ни был заказчиком, исполнителем, водителем… Найду каждого. Надо будет, всё перерою, но найду. Они ответят за каждую каплю крови, пролитую моей женой. Ответят… и ещё как ответят! Ясно понимая, что покушение затеивалось с целью убрать меня, я был уверен, что слежка за Стэллой велась не случайно. Одно тянуло за собой другое, и перерыть это дерьмо мне ещё предстояло. Но в данный момент всё это было шлаком. Стэлла…

В ушах всё ещё стоял пронзительный рёв сирены скорой помощи. Красно-синие мерцание маячка, торопливые переговоры врачей, холодные пальцы Стэллы… Ещё по пути в больницу на раны наложили повязку. Бригада работала чётко и слаженно, а я всё так же держал её за руку. Несколько раз она приоткрывала глаза, а после снова проваливалась в забытье, и в эти моменты я едва сдерживал желание начать крушить всё вокруг. Останавливали лишь лежащие в моей ладони безжизненные холодные пальцы.

— Едем в клинику Башарова, — услышав переговоры врача с диспетчером, бросил я. Несколькими минутами ранее я уже сказал, куда нужно отвезти мою жену, но меня, кажется, не услышали. Вернее, услышать не захотели. – В клинику Юрия Башарова, — повторил, поймав на себе недовольный взгляд. – Иначе…

Вместо продолжения, я тронул висящую на боку кобуру с пистолетом. Рубашка у меня была в крови, руки тоже. В крови женщины, потерять которую значило для меня потерять душу. Если бы пришлось, я бы вытащил пистолет и приставил его к виску любого, кто посмел бы мне возразить, и это было, очевидно, понятно без слов. Ничего мне не ответив, врач проговорил в рацию: